Алхимик. По следам Джордано Бруно - Хорхе Анхель Ливрага Страница 43

Тому, кто не был обучен тайным искусствам, чудище могло показаться чем-то нереальным, фантастическим, однако способность создавать подобные феномены — не чудо и не дар необычайных существ, а лишь владение законами природы, скрытыми от подавляющего большинства людей. Даже в самых своих несбыточных грезах они не смогли бы и близко подойти к тому, чтобы направлять и воплощать в действие такую силу воли.

Пабло Симон услышал шум ударов и медленно поднял голову; он устало снял капюшон и машинально поправил волосы. Монстр, стоявший перед ним, рычал в направлении лестницы, обуреваемый жаждой крови…

— Покончи с ними, Обо! Хватит им осквернять мое право на исследование! В конце концов, не я, а они сделали тебя свирепым, и теперь они столкнутся с плодом своих действий…

Его слова, произнесенные шепотом, казались пустыми, лишенными внутренней силы.

Но чудовищное создание вдруг издало судорожный вопль и скрылось в самом дальнем углу комнаты, сметая на своем пути дистилляторы, реторты и свисавшие со стен и потолка веревки. Пабло Симон обернулся и разглядел в полутьме за спиной белый сияющий образ.

— Это ты! Ты вернулась! Уходи, Ипатия, я уже не тот, что прежде, не отравляй свою душу моим обществом! Возвращайся к неизменным формам воспоминания!

Видение было неподвижным, но едва уловимый близкий голос прошептал у самого уха:

— Это ты вернись к воспоминаниям… Я вижу слова твоего Учителя, запечатленные в них: «Если мы будем пользоваться методами инквизиторов, если прибегнем к обману и насилию, то рано или поздно станем такими же, как они…» Не губи наш союз, который объединяет наши души в любви и служении далеко за пределами жизни и смерти. Многие тысячи лет назад мы вместе присягнули в верности на алтаре Эроса Птероса — любви, дающей крылья… Не покидай меня, я тебя теряю…

Светящийся образ медленно растворился в воздухе, заставив содрогнуться темное сердце теней. Мудрец стоял на коленях на мраморном полу и тихо плакал… Рычание Обо отвлекло его от собственной боли, и с выражением мягкой невозмутимости на лице, давно покинувшей его, Пабло Симон подошел к двери; снаружи слышались удары тарана и треск деревянных балок. Чудовище, чьи мускулы от напряжения были твердыми, как сталь, ждало его приказа.

Руками, одетыми в перчатки, Пабло Симон вновь укрыл голову капюшоном и достал из свинцового ящика сверкающий драгоценный камень. Он погасил горевшие таинственным образом светильники, бросил их к ногам жуткого создания и запер дверь — как раз в тот момент, когда неистовые вспышки огня и содрогания земли уничтожили все, что хранилось в его лаборатории, приглушив ужасный смертный вопль.

Он побежал вверх по винтовой лестнице, своды которой уже дали трещину и начали разрушаться. Ступени лестницы выскакивали из пазов, и Пабло Симон спотыкался о них и больно ударялся. Он сбросил на бегу тяжелую тунику, чтобы не погибнуть посреди обрушения. И вот, с окровавленными руками и ногами, он наконец поднялся на поверхность и закрыл потайной люк, и в этот момент последний обвал потряс все здание. Подземные крипты, водоемы и лаборатории — все оказалось полностью разрушено, а на самых тонких планах Природы работу завершило странное излучение.

В комнатах дома воцарилась тишина, поскольку нападавшие, испугавшись грохота, отбежали на безопасное расстояние. Пабло Симон, словно вернувшись к жизни и вновь встретившись с самим собой, был полон счастья и светился от радости, и с таким же энтузиазмом, с каким когда-то в молодости устремился на Восток в поисках источников мудрости, сейчас он направился к тяжелой двери, ведущей на улицу и наполовину разрушенной от ударов. Он открыл дверь и, улыбаясь, предстал перед глазами инквизитора, подъезжавшего на белом коне. Пабло Симон вновь стал всего лишь созерцателем жизни, он находился в мире, но не принадлежал ему и с сократовским пониманием смотрел на приближавшегося инквизитора.

Толпа, направляемая наемниками Святой инквизиции, набросилась на него, множество рук срывало с него одежду и наносило удары, пока в конце концов он не потерял сознание…

Его полуобнаженное тело обдали холодной водой, и он пришел в чувство — в темной камере под охраной дюжины солдат и священника. Как ему сказали, он находился в приходском доме и должен был немедленно предстать перед экстренным трибуналом, специально созванным по его делу.

Пабло Симон едва держался на ногах и лишь благодаря контролю дыхания не трясся от холода. Он улыбнулся, подумав о бессмысленной жестокости своих тюремщиков, которые вывели его на зимний воздух промокшим насквозь. Не оказывая сопротивления, он поднялся по лестнице, и его ввели в одну из комнат первого этажа. Приходский священник, разные церковники и несколько гражданских и официальных лиц объединились там в судебную комиссию, возглавляемую Великим инквизитором.

После вопросов протокольного характера ему предъявили обвинения в людоедстве и колдовстве и множество других обвинений, модных в те времена. Подсудимый был погружен в свои мысли и не обращал внимания на клевету, пытаясь визуализировать, полностью ли уничтожено его чудовище, не осталось ли чего-то от алхимических лабораторий. Внезапно он прервал размышления, получив весть от своих братьев из ложи: он понял, что некоторые ученики пытаются его спасти, поскольку на улице, судя по звукам, происходили небольшие стычки. Меньше чем через полчаса его пригласили выступить в свою защиту.

— Братья! Я обращаюсь к вам именно так, ибо братство людей — это факт, признают его или нет. Я никогда не совершал ни одного из тех преступлений, в которых вы пытаетесь меня обвинить; я искал истину другим путем, чем вы, но, даже если и принуждал кого-то к этому пути, я ни разу не запятнал себя кровью. Надеюсь, однажды вы сможете сказать то же самое и о себе, не греша при этом перед истиной… Очевидно одно: я исследовал тайны Природы, изучал загадочный путь душ, ведущий через все царства и через несчетное число перевоплощений. Я изучал скрытую связь между теми «ангелами», которые управляют ходом планет, и теми, кто заботится об органах наших тел. Я доказал тождественность всех религий и, обучая людей, сражался с любыми сектами, которые присваивали себе всю полноту теологического знания, ведь встреча двух подобных сект сразу же выливается в насильственную борьбу. Послушайте! Я не «верю» в Бога, как и вы не «верите» в то, что у вас есть руки; вы «знаете», что они у вас есть, поскольку в каждое мгновение получаете тому подтверждение. Точно так же я вижу проявление Божественного во всем, и его существование для меня не вопрос веры, а очевидная, естественная реальность. Я знаю, что, согласно Универсальному Закону, оно в разных своих проявлениях управляет всеми существами, и оба его инструмента, блаженство и боль, — это творцы совершенства.

— Веришь ли ты в прощение грехов?

— Все религии советуют прощать, так учили их основатели. Но, братья мои, прощение убивает только ментальные зерна боли; нанесенный вред можно исправить, лишь пройдя через страдание, и никто не сможет возместить даже смерть муравья, и уж тем более ни один человек не способен расплатиться по долгам другого.

— Еретик! — взорвался священник. — Ты не веришь в искупление, дарованное человечеству жертвой Господа нашего?