Сердце проклятого - Ян Валетов Страница 43

Выйдя из тесного каменного коридора, Шагровский внезапно потерял сознание, но упал не сразу (иначе бы разбил голову о камни, в изобилии валяющиеся под ногами), а как бы по частям: в начале подогнулись ноги, и он неловко сел, ударившись бедром, а уже потом завалился на бок, растягиваясь вдоль стены.

Он очнулся от холода, от той самой крупной дрожи, которая приступами, похожими на малярийные, сотрясала его тело уже несколько раз после ранения. Конечности окоченели, он плохо чувствовал разбитые пальцы на правой руке, ушибленное при падении бедро пробивало судорогой, а с шеей просто случилась катастрофа. Шагровский не мог повернуть головы, мышцы не слушались, и для того, чтобы оглянуться, ему теперь нужно было двигаться всем корпусом. Голова кружилась, тошнило, а животе пульсировал раскаленный комок, словно там находился громадный воспаленный нарыв, готовый выплеснуться гноем наружу в любую секунду.

Валентин заставил себя сесть, привалившись к стене, и несколько секунд приходил в себя после очередного приступа боли. Потом Шагровский крутанул колесико зажигалки, и тут же едва не задохнулся от ужаса.

Рядом с ним, точно так же опираясь спиной на стену, сидел человек.

Мерцающий огонёк погас, Валентин выронил зажигалку. Сердце билось в горле, руки ходили ходуном, но зато в голове прояснилось — виноват был хлынувший в кровь адреналин. Шагровский, в испуге шаря ладонями вокруг, нащупал под правым коленом горячий пластиковый параллелепипед. Из-под кремня вылетел сноп искр. Один… Второй… На третий раз вспыхнувшее бледное пламя снова разогнало тьму, и Шагровский убедился, что неизвестный сосед ему не почудился.

Но человек был мертв. Мертв давно. Может быть, он умер сто лет назад. Может быть, двести. А, возможно, с момента его смерти прошло не одно тысячелетие. Совсем недавно (неужели, это началось всего лишь несколько дней тому?) Валентин видел подобное тело. Та же степень сохранности трупа, которого сухой, лишенный микроорганизмов воздух пещеры, превратил в мумию. Высохшая вяленая плоть, плотно облегающая костяк и череп, остатки одежды. Когда-то тело положили на камень, но камень со временем лопнул, одна его часть рассыпалась, превратившись в щебень, и покойник теперь не лежал, а полусидел, словно опираясь на стену, склонив голову на грудь и вытянув руки вдоль туловища.

Зажигалка обожгла Шагровскому пальцы, он отпустил рычажок и пламя угасло, но перед тем Валентин успел заметить лежащий неподалеку длинный предмет, напоминающий посох с набалдашником. Встать не хватало сил, и Шагровский пополз к новой находке, огибая мумию со всей возможной осторожностью.

Это был факел. Длинная деревянная ручка (что удивительно, дерево не истлело, не было съедено жучками, но нынешней безжизненностью своей более походило на железную палку) с окаменевшим куском смолы на одном конце — смолу можно было бы принять за камень, но откуда в камне вросшая грубая бечева?

Шагровский погасил зажигалку, дал ей остыть, и попробовал зажечь древний светильник. Пламя лизало черную поверхность, но с таким же успехом Валентин мог попытаться запалить кусок гранита. Раз, второй, третий… Он встряхнул зажигалку, убедившись, что газа пока достаточно, и снова поднес огонек к факелу. Ему показалось, что он видел белый дымок, скользнувший по окаменевшей смоле. Еще попытка…

На этот раз, когда зажигалка погасла, во тьме замерцал едва заметный, прозрачный язычок огня. Боясь пошевелиться, Шагровский наблюдал, как разгорается пламя и на конце факела рождается яркий огненный цветок. Он был готов заплакать от счастья и от внезапно появившейся уверенности, что все закончится хорошо. Пламя давало ему надежду. Оно трещало, пожирая темноту склепа, возвращало предметам краски и объем, разгоняло тени.

Теперь Валентин мог рассмотреть покойника во всех деталях.

При свете факела было хорошо заметно, что мумия очень древняя. ОЧЕНЬ.

Шагровский подполз к телу поближе.

На мумии когда-то были пелены. Их остатки до сих пор виднелись на коже. Дядя Рувим рассказывал о старых обрядах, показывал фото и рисунки — теперь Валентин видел подобное воочию, правда, пелены покрывали не все тело, а только некоторые места, словно кто-то срезал часть похоронного облачения много лет назад.

Усопший не отличался богатырским сложением еще при жизни, а нынче же усохшее тело размерами вовсе не впечатляло — словно в пещере нашел вечный покой заблудившийся в подземельях подросток. Но покойник явно не был подростком. На черепе сохранились остатки волос, достаточно длинных, выцветших в серую паклю, на подбородке торчали бледным пухом клочья некогда густой бороды. Позвонки в месте перегиба спины давно треснули, и верхняя часть туловища лежала под прямым углом к нижней. Слева на боку…

Шагровский присмотрелся.

Да, слева на боку, на ребрах, туго обтянутых коричневой вывяленной кожей, зияла трещина — след раны. Кости ног ниже колена были сломаны на одном расстоянии от чашечек, причем одна из костей разбита на несколько фрагментов, а вторая лопнула наискосок.

Это напоминало…

Несмотря на ранение, кровопотерю и чудовищную усталость, Валентин вспомнил, что именно ему напоминало все увиденное. Он склонился над ступнями мумии — они казались карикатурно огромными, непропорционально большими для усохшего тела.

Точно. Вот здесь…

Стопа была повреждена, кость лопнула, словно доска, в которую вогнали гвоздь.

На второй ноге повреждения были схожи и видны невооруженным глазом.

Шагровский знал, что он найдет на руках мумии, и не ошибся — все было именно там, где он ожидал это увидеть.

Факел горел и тени весело плясали по стенам небольшой пещеры. Сколько времени он еще будет пылать? На этот вопрос Валентин ответить не мог. В любом случае, стоило поторопиться. Он попытался встать, но в результате едва не повалился на покойника, умудрившись остаться стоящим на одном колене.

Что это за странный нарост на пальце мертвеца?

Он аккуратно потрогал руку мумии. Кольцо? Перстень? Слишком крупно для кольца! Перстень.

Он сошел с пальца покойника очень легко — высохшая плоть не могла заполнить внутренний диаметр, и Валентин положил его в карман брюк. Под рукой мумии в вековой пыли лежала дощечка, такая же твердая, как и рукоять факела — практически камень. Шагровский никогда бы не понял, что это дерево, если бы не характерный слом по краю — тот, кто отпиливал кусок от большой доски, не озаботился сделать это до конца и отломал часть по незаконченному распилу.

Он протер дощечку об остатки штанов и увидел, как на окаменевшей поверхности, сохранившей структуру дерева, проступают буквы. Их очертания можно было даже нащупать, потому что они были не написаны, а выжжены по дереву в незапамятные времена. Всего четыре буквы странных очертаний, знакомые, но все же не настолько, чтобы Валентин мог их прочесть. Четыре буквы. Шагровский смотрел на них, стараясь запомнить — дощечка была слишком велика и тяжела, чтобы поместить ее в рюкзак…

Рюкзак! Где рюкзак?