Мoя нечестивая жизнь - Кейт Мэннинг Страница 43

– Чарли!

Он в ярости выбежал вон. Потолок скрыла пелена слез. Он убьет меня или бросит. Это несправедливо. Он желает одного. А я другого. Прежде у нас было одно общее желание: распрощаться со своим сиротством. С одиночеством. И вот мы не одиноки. Мы поженились. У Чарли есть работа в «Гералд». А мне всего один квартал до Эвансов, где мой лежак больше не стоит у печи, а, сложенный, покоится в чулане. У меня есть банка со сбережениями и обещание выдать куда большую сумму, когда мне стукнет двадцать один. И у нас нет иных преград, кроме отношений мужчина-женщина, которые способны свести меня в могилу. Отплакавшись, я оделась и отправилась нести вахту на Чатем-стрит.

Миссис Броудер потела в кухне над бараньей ногой.

– Припозднилась, девочка.

Я повесила пальто на крюк.

– Что случилось?

– Ничего особенного.

– Беды молодых возлюбленных, да?

– Он мне проходу не дает.

– Это долг жены, милая моя.

– Тогда я не хочу быть женой.

– Удачи тебе, в таком случае. Только кем ты тогда будешь?

А кем я могу быть, кроме жены и служанки? Где же вы, любовь во имя самой любви, где сердечные радости? Миссис Броудер дала мне маленькую белую книжку под названием «Советы жене» с закладкой на той странице, где автор, мистер Чевассе, поместил свой самый главный совет. Как только леди выходит замуж, романтические бредни школьницы исчезают, уступая место суровым реалиям жизни, и тогда она понимает, порой заплатив немалую цену, что жена-хозяюшка ценится значительно выше, чем жена-модница или даже образованная женушка. Я-то была, вне всякого сомнения, хозяюшкой, вот только та часть брачных обязанностей, за которые женщины расплачиваются здоровьем и жизнью, мне не давалась.

В сердцах я загремела чайником и понесла наверх завтрак для Фиби, крупной женщины, которую нездоровье уж который день держало на четвертом этаже. Родила она с задержкой на неделю. Будь я на ее месте, наверняка бы давно отдала богу душу. Колени у нее были толстые, как березовые пеньки, и я знала, что у нее «молочная нога». Целый день я угрюмо размышляла. А с наступлением вечера завернула в салфетку остатки обеда и направилась домой – в нашу комнату, к мужу.

Но мужа дома не было. А вот бурое пятно на потолке имелось – в форме птичьей головы. В тусклом свете две тарелки дожидались на столе, одна щербатая, другая целая. За окном суетились голуби, опускались на карниз, сладко бубнили что-то явно непристойное своими гнусавыми голосами. Соседи наверху стучали каблуками, потолок подрагивал. Запах капусты лез изо всех щелей. Сменная рубаха Чарли висела на крючке, и я надела ее, вдыхая запах табака и типографской краски. Я ждала, не снимая рубашки, но Чарли не пришел. Не прикоснувшись к ужину, я заползла под одеяло на топчан. Когда Чарли был рядом, наши тела сплетались в клубок. Сейчас я могла вытянуться.

Шесть дней о нем не было ни слуху ни духу.

– Вот же пройдоха, – качала головой миссис Броудер. – Уличный мальчишка на всю жизнь останется уличным мальчишкой.

И она была права. Или нет? Чарли до женитьбы частенько захаживал в салуны и пивные, часами торчал в книжных лавках, споря о политике. Он был из тех, кто любит послушать самого себя, поразглагольствовать за кружкой пива, которое от споров лишь пуще пенилось. У меня не было выбора, следовало измениться самой, если я хочу, чтобы он изменился.

На исходе седьмой ночи Чарли вернулся. Ключ заскрежетал в замке. Чарли споткнулся о порог, выругался и принялся расшнуровывать ботинки. Дышал он через рот, медленно, громко и тяжело.

– Миссис Джонс? – завопил он. – Ты мне ЖЕНА?

– Да.

– По названию или фактически?

– И по названию, и фактически, – очень спокойно проговорила я.

– Ну ладно. – Он упал на топчан. – У меня для тебя кой-чего есть. Погляди-ка, что это такое?

Он наклонился ко мне. Потянуло виски.

– Подарок… Вот.

В руке у него ничего не было, я уж хотела разозлиться, как вдруг другой рукой он выудил у меня из-за уха пакетик из белой вощеной бумаги – крошечный, размером с серебряный доллар.

– Что это?

– Французское письмо, – сказал он, изобразив рукой в воздухе нечто извилистое. – Презерватив.

– Мы же никого во Франции не знаем.

– Да не письмо это. Щит.

Вощеная бумага лопнула. Я испуганно ждала, что же такое из нее явится. Назначение предмета Чарли и не подумал объяснить. Да и нечего тут было объяснять. Я все поняла с первого взгляда. Это был смешной чехольчик, сделанный из колбасной оболочки со шнурком, затягивающим мешочек.

Я с трудом удержалась от смеха.

– Откуда ты это взял?

– У одной шлюхи в Бовери, – сказал он серьезно.

Я отшатнулась от него:

– Не подходи ко мне! Трепло ты и уличный хам, монахини не смогли обучить тебя морали, а мне надо было послушаться миссис Дикс, когда она предупреждала меня.

И я отвернулась к стене.

– Все, миссис Джонс, пошутили, и хватит. Если честно, эту штуковину мне дал парень по фамилии Оуэнс. Из этих, «свободомыслящих». Сам из богатых, я с ним в книжной лавке познакомился, той, что на Нассау-стрит. И еще с целой компанией аболиционистов. Последние несколько дней я провел с ними. Все слушал умных людей. Они там все о правах человека говорили, о том, какие глупцы священники, о свободе и даже о свободной любви. Ты, наверное, рада будешь узнать, что образованные люди за свободную любовь.

– Свободная любовь! – воскликнула я, поворачиваясь. – Вот уж где никакой свободы нет, так это в любви!

Чарли принялся извиняться и врать, будто всю неделю ночевал в книжной лавке. Уж больно неправдоподобно. И мне совсем не понравились его россказни про права да свободы.

– С каких это пор человеку сдалось свободомыслие? Любой дурак может свободно думать о чем угодно.

– Ага, а сколько дураков стоит в очереди, чтобы преклонить колени, верит всякой ерунде, хотя доказательств правоты у церкви не больше, чем у самого распоследнего грешника?

– Да за такие речи ты отправишься прямиком в ад.

– Не быстрее тебя, дражайшая миссис Джонс. Мнение должно основываться на научных фактах и логике, а не на болтовне какого-нибудь типа с нафабренными усами или потому что так церковникам угодно. Понимаешь, в чем суть? Это и есть свободомыслие. Философия.

По мне, суть всей этой философии заключалась в том, что свободомыслящий впрягается в одну упряжку со всякими негодяями, девчонками из канкана и торговцами горячей кукурузой. Я вышла замуж за неверующего хама.

Заметив, как омрачилось мое лицо, Чарли принялся клясться в своей верности:

– Оставь сомнения, миссис Фома Неверующая. Зачем мне профессионалки? На них на всех проклятие Венеры, и каждая уж точно рада будет тебя ограбить.