Триумф стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл Страница 43

– Как в Чазалгаоне, сэр?

Улыбка сползла с лица майора.

– Какого дьявола вы об этом спрашиваете? – прорычал Додд.

Спрашивал Шарп потому, что помнил учиненную Доддом бойню и еще не решил для себя, сможет ли служить под началом человека, способного отдавать такие приказы. Говорить об этом он, однако, не стал, а только пожал плечами.

– Слышал кое-что, сэр, но ведь нам никогда всего не рассказывают. Вы и сами знаете. Просто интересно, как там было на самом деле.

Додд помолчал, обдумывая ответ, потом кивнул.

– Я решил не брать пленных, Шарп. Вот и все. Убил всех, до последнего солдата.

В том числе мальчишку, который и солдатом-то не был, подумал сержант, вспомнив Дави Лала. Лицо его тем не менее осталось совершенно бесстрастным – Шарп умел не только помнить, но и скрывать ненависть.

– А почему вы не брали пленных, сэр?

– Потому что это война! – брызнул слюной Додд. – Когда я с кем-то дерусь, то хочу, чтобы враг боялся меня. Если противник напуган, половина победы уже твоя. Да, жестоко и бесчеловечно, но разве сама война не жестока и не бесчеловечна? А на этой войне, – он махнул рукой в сторону обступивших полковника Полмана офицеров, – каждый дерется за себя. Здесь все друг другу соперники, и знаете, кто выигрывает? Самый безжалостный и беспощадный, вот кто. Что я сделал в Чазалгаоне? Я сделал себе репутацию. Заработал имя. Таково, сержант, первое правило войны: заставь ублюдков бояться тебя. А знаете второе правило?

– Не задавать вопросов, сэр?

Додд ухмыльнулся.

– Нет, парень. Второе правило войны – не усугубляй неудачу. И третье – заботься о своих людях. Знаете, почему я приказал прибить того ювелира? Вы ведь об этом слышали, верно? Я расскажу. Не потому, что он меня обманул, а он меня действительно обманул, а потому что он обжулил еще и моих ребят. Вот почему я и разрешил им отделать ублюдка как следует. А он взял да и помер. И поделом ему, жирному псу. – Майор повернулся и с неприязнью посмотрел на слугу, выносившего блюдо из кухонной палатки. – Здесь они такие же, что и везде, Шарп. Посмотрите, сколько всего на столах! Можно накормить два полка, а ведь солдаты сегодня останутся голодные. Снабжение не налажено, вот в чем проблема. На это нужны деньги. В этой армии тебя кормить никто не будет – иди и добывай сам. – Он неодобрительно покачал головой. – Я уже говорил Полману. Поручите это дело толковому человеку. Но он и слушать не хочет, потому что тогда придется тратить деньги. Склады у Скиндии забиты продовольствием, но его не отпускают без оплаты, а Полман трясется над каждым пенни. В результате продукты просто гниют, а солдаты вынуждены довольствоваться подножным кормом. Негодный порядок.

– Может быть, сэр, когда-нибудь вы его измените.

– Изменю! Только доберусь! И вы, Шарп, если у вас в голове что-то есть, останетесь со мной и поможете. Знаете, какой главный урок преподала мне жизнь? У дурака и денег разные дороги. Скиндия глупец, но у него есть шанс сделаться императором всей Индии. – Он повернулся, услышав негромкий удар гонга. – Пора за стол.

Атмосфера за ужином царила гнетущая, хотя Полман изо всех сил старался развеселить компанию. Шарп попытался устроиться рядом с Симоной, но его опередили Додд и незнакомый капитан-швед, так что в результате сложных маневров сержант оказался соседом невзрачного врача-швейцарца, весь вечер донимавшего его расспросами о порядке отправления религиозной службы в британской армии.

– Ваши капелланы, они действительно набожные люди?

– Горькие пропойцы, сэр. По крайней мере, большинство.

– Не может быть!

– Я сам, сэр, не далее как месяц назад выволок двоих из борделя. Не хотели платить.

– Шутите!

– Ей-богу, сэр. Одним из них был преподобный мистер Купер. Трезвым его даже в воскресенье не увидишь. Однажды так набрался, что на Пасху отчитал рождественскую службу.

Большинство приглашенных ушли пораньше, включая Додда, но несколько самых стойких остались сыграть с полковником в карты. Полман, усмехнувшись, посмотрел на Шарпа.

– А вы играете, сержант?

– Я для этого недостаточно богат, сэр.

Полман покачал головой.

– Я сделаю вас богачом. Верите?

– Верю, сэр.

– Так вы уже решили? Принимаете мое предложение?

– С вашего разрешения, сэр, я еще немного подумаю.

Полковник пожал плечами.

– Тут и думать нечего. Либо вы становитесь богачом, либо умираете за короля Георга.

Оставив картежников, Шарп вышел из палатки и медленно побрел по лагерю. Он и впрямь размышлял над предложением Полмана, по крайней мере пытался, и искал для этого какое-нибудь тихое местечко, но тишину нарушали крики солдат, устроивших собачьи бои, и злобное рычание сцепившихся псов. В конце концов ему попалась пустынная полянка неподалеку от пикета, охранявшего верблюдов, на которых Полман перевозил ракеты. Улегшись на сухую траву, Шарп заложил руки под голову и уставился на звезды, проглядывавшие сквозь белесую пелену дыма. Звезд было много. Может быть, целый миллион. Ему всегда казалось, что ответ на все загадки жизни кроется где-то там, среди звезд, однако, сколько он в них ни вглядывался, ответ не давался. В приюте Шарпа однажды выпороли за то, что он таращился на ясное ночное небо через потолочное окно в мастерской. "Ты здесь не затем, чтоб пялиться на небо, – рявкнул надзиратель, – а чтоб работать!" Слова он подкрепил ударом хлыста, после чего Шарп покорно опустил глаза на толстенный замасленный пеньковый канат, который ему надлежало распустить. Канаты использовались в качестве бонов в лондонских доках, а когда изнашивались и почти перетирались, их отправляли в приюты. Там толстенные веревки распускали, и пряди продавали для набивки мебели или добавления в стенную штукатурку. "Учись ремеслу, парень", – снова и снова повторял мастер, и Шарп постигал азы. Но только другого ремесла. Он учился убивать: зарядить мушкет, загнать пулю, выстрелить. Применять это ремесло на практике доводилось пока еще не часто, но ему это нравилось. Он помнил Малавелли, помнил залп по врагу, помнил тот восторг, который охватил его, когда вместе с пламенем, дымом и свинцом из дула мушкета как будто вырвались спрессованные в пулю горести, обиды, ненависть и злость.

Сержант не считал себя несчастным человеком. В последние годы армия была добра к нему, но душа его оставалась неспокойной. Шарп не знал, в чем дело и что не так, потому что никогда не умел рассуждать. Другое дело – действовать. Вот в этом он был хорош. Когда возникала проблема, он обычно находил решение, но с отвлеченными понятиями, с рассуждениями вообще у него получалось плохо. Однако сегодняшняя проблема требовала именно рассуждения, и Шарп старался рассуждать, всматриваясь в звездное небо с надеждой, что оно как-то поможет, что ответ придет оттуда, но звезды только мигали и сияли.