Мичман Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер Страница 42

— Руль на борт, — загремел в ушах Хорнблауэра голос Фостера.

— Есть руль на борт, — отвечал Хорнблауэр. Тут бриг послушался руля, нос его повернулся, столкновения не произошло.

Огромный столб огня поднялся из люка за грот-мачтой, мачта и такелаж вспыхнули, и тут же порыв ветра понес пламя к корме. Какой-то инстинкт подсказал Хорнблауэру, не выпуская штурвал, другой рукой схватить шейный платок и закрыть им лицо. Пламя на мгновение закружилось вокруг и спало. Но промедление оказалось опасным, бриг продолжал поворачиваться, и теперь его корма грозила врезаться в нос «Санта Барбары». Хорнблауэр в отчаянии крутил штурвал в другую сторону. Пламя отогнало Фостера к гакаборту, теперь он вернулся.

— Руль круто под ветер!

Бриг уже послушался. Его правый борт слегка задел шкафут «Санта Барбары» и скользнул мимо.

— Прямо руль! — крикнул Форстер.

Брандер прошел в двух-трех ярдах от борта «Санта Барбары». По шкафуту, держась наравне с бригом, бежали люди. Минуя плавучую тюрьму, Хорнблауэр краем глаза видел другую группу людей: на шканцах стояли матросы с пожарным деревом, готовые оттолкнуть брандер. Наконец «Санта Барбара» осталась позади.

— «Отважный» с правого борта, — сказал Форстер. — Не заденьте.

— Есть, сэр.

Жар был чудовищный, непонятно, как вообще можно было дышать. Лицо и руки Хорнблауэра обжигало горячим воздухом. Обе мачты высились огненными столпами.

— Один румб вправо, — сказал Форстер. — Мы посадим его на мель у нейтральной земли.

— Есть один румб вправо, — отвечал Хорнблауэр. Его захлестнула волна сильнейшего возбуждения, даже восторга; рев огня пьянил его, страха не было совсем. Тут палуба вспыхнула чуть не в ярде от штурвала. Пламя вырвалось из разошедшихся палубных пазов, жар стал невыносимым, пазы раскрывались все дальше, пламя быстро бежало по корме. Хорнблауэр потянулся за стропкой, чтоб принайтовить штурвал, но тот свободно завертелся под рукой — перегорели тросы рулевого привода. Тотчас палуба под ногами вздыбилась и полыхнула огнем. Хорнблауэр отскочил к гакаборту. Фостер был здесь.

— Перегорели тросы рулевого привода, сэр, — доложил Хорнблауэр.

Кругом бушевало пламя. Рукав его сюртука обуглился.

— Прыгайте! — сказал Фостер.

Хорнблауэр почувствовал, что Фостер толкает его. Все было как во сне. Он перелез через гакаборт, прыгнул, в воздухе от страха захватило дух, но ужаснее всего было прикосновение холодной воды. Волны сомкнулись над ним, и он в панике рванулся к поверхности. Было холодно — Средиземное море в декабре холодное. Какое-то время остававшийся в одежде воздух поддерживал его, несмотря на вес шпаги. Глаза, ослепленные огнем, ничего не видели в темноте. Кто-то барахтался рядом.

— Они идут за нами на лодке и сейчас подберут, — послышался голос Фостера, — Вы плавать умеете?

— Да, сэр. Не очень хорошо.

— Я тоже, — сказал Фостер, потом закричал. — Эй! Эй! Хэммонд! Харви!

Крича, он попытался выпрыгнуть из воды, плюхнулся обратно, снова попытался выпрыгнуть, снова плюхнулся; вода заливала ему рот, не давая закончить слово. Даже слабея в схватке с водой, Хорнблауэр не терял способности думать — так уж странно был устроен его мозг — и отметил про себя, что даже капитан с большим стажем в конечном счете, оказывается, простой смертный. Хорнблауэр попытался отцепить шпагу, не преуспел, а только погрузился глубже и с большим трудом вынырнул; со второй попытки он наполовину вытащил шпагу из ножен, дальше она выскользнула сама, однако ему стало не намного легче.

Тут Хорнблауэр услышал плеск весел и громкие голоса, увидел темный силуэт приближающейся лодки и испустил отчаянный крик. Через секунду лодка нависла над ним, и Хорнблауэр судорожно вцепился в планширь.

Фостера втащили через корму. Даже зная, что его дело — не шевелиться и не пытаться самому влезть в лодку, Хорнблауэр должен был собрать всю свою волю, чтоб тихо висеть за бортом и ждать своей очереди. Он одновременно презирал себя и с интересом анализировал этот необоримый страх. Для того, чтоб люди в лодке смогли подвести его к корме, надо было ослабить смертельную хватку, которой он вцепился в планширь, а для этого потребовалось серьезное и сознательное напряжение воли. Его втащили внутрь и он, на грани обморока, рухнул лицом вниз на дно лодки. Кто-то заговорил, и по коже Хорнблауэра побежали мурашки, ослабшие мускулы напряглись: слова были испанские, по крайней мере — на чужом языке, похожем на испанский.

Кто-то отвечал на том же языке. Хорнблауэр попытался выпрямиться, но чья-то рука легла ему на плечо. Он перекатился на спину, и привыкшими к темноте глазами различил три смуглых черноусых лица. Эти люди — не из Гибралтара. Через мгновение его осенило — это команда одного из брандеров, они провели судно за мол, подожгли, и теперь уходили на лодке. Фостер сидел на дне, согнувшись пополам. Подняв лицо от колен, он огляделся по сторонам.

— Кто это? — спросил он слабо. Схватка с морем вымотала его не меньше Хорнблауэра.

— Я полагаю, сэр, это команда испанского брандера, — сказал Хорнблауэр. — Мы в плену.

— Вот оно что!

Мысль эта вдохнула в него силы, как только что случилось с Хорнблауэром. Фостер попытался встать, но рулевой-испанец, доложив руку на плечо, пригнул его обратно. Фостер попытался скинуть руку и испустил слабый крик, но рулевой шутить не собирался. С быстротой молнии он выхватил из-за пояса нож. Свет брандера, безобидно догоравшего на мели, отразился на лезвии, и Фостер прекратил сопротивление. Несмотря на свое прозвище, Неустрашимый Фостер понимал, когда надо проявить благоразумие.

— Куда мы движемся? — шепотом, чтоб не раздражать хозяев, спросил он у Хорнблауэра.

— На север, сэр. Вероятно они хотят высадиться на нейтральной земле и там перейти границу.

— Это для них лучше всего, — согласился Фостер. Он неловко повернул голову, оглядываясь на гавань.

— Два других судна догорают вон там, — сказал он. — Мне помнится, их было всего три.

— Я видел три, сэр.

— Значит все обошлось благополучно. Но какое смелое предприятие. Кто бы мог подумать, что доны на такое решатся?

— Возможно, они узнали про брандеры от нас, — предположил Хорнблауэр.

— Вы думаете, мы «тот самый повернули маховик, что, приводил в движение огниво»?

— Возможно, сэр.

Какой же ледяной выдержкой надо было обладать, чтобы цитировать стихи и обсуждать военно-морскую диспозицию, следуя в испанский плен под угрозой обнаженной стали. Ледяной в данном случае может быть понято и буквально — Хорнблауэр весь дрожал в мокрой одежде под пронизывающим ночным ветром. После всех волнений этого дня он ощущал себя слабым и разбитым.

— Эй, на лодке! — раздалось над водой: в ночи возник темный силуэт. Испанец, сидевший на корме, резко повернул румпель, направляя лодку в противоположную сторону. Гребцы с удвоенной силой налегли на весла.