Брачные игры каннибалов - Дж. Маартен Троост Страница 42

– Амммммм.

– О да…

– Ааааааа.

Мы попросили хозяйку, чтобы та готовила нам лобстера каждый день, если это ее, конечно, не слишком затруднит. И вот каждый вечер, пока Бвенава с Атенати ковырялись в куриных хрящах, мы с плохо скрываемым, почти непристойным наслаждением пожирали наших лобстеров. Не зная, когда нам снова представится такая возможность, мы даже забрали несколько штук с собой, когда пришло время покинуть Майану.

Всю неделю Бейатааки и Текайи пробовали вырулить из лагуны Майаны в шторм. Периодически, когда ветер стихал до двадцати узлов, такая возможность открывалась, но мысль о том, что придется плыть по штормовому морю лишь для того, чтобы несколько дней спустя вернуться обратно, отбивала всю охоту. И вот в пятницу, когда мы собрали вещи и вышли на пляж, то увидели пятьдесят с лишним человек, которые пришли умолять нас подбросить их на Тараву.

– Решать Сильвии, – дипломатично сообщил им Бейатааки.

Сильвия оглядела толпу, затем крошечный катамаран, зловещие черные тучи, сгущающиеся над горизонтом, и как можно вежливее и спокойнее ответила «нет». Затем снова принялась смотреть на тучи.

– Как думаешь? Стоит плыть? – спросила она меня. – Ты же у нас «водный человек».

Чисто технически она была права. Мне действительно приходилось вести парусную лодку. К примеру, я плавал на озере Онтарио и в Чесапикском заливе, но по большей части мой опыт моряка сводился к плаванию в маленьком озере в Голландии средней глубиной пять футов, где я рассекал на «лазере» – это такая маленькая лодочка, на которой дети обычно учатся ходить под парусом. А вот в океан я выходил лишь однажды – как раз когда мы приплыли на Майану. И хотя мне очень нравилась сама идея плавания под парусом, что-то подсказывало, что наш обратный путь на Тараву понравится мне меньше.

– Пусть Бейатааки решает, – ответил я. Бейатааки всматривался в небо, молча пытаясь определить, как собираются повести себя тучи. Ветер был слабый, по крайней мере по сравнению с прошлой неделей, но чернота на горизонте не сулила ничего хорошего.

– Если плывем, надо отчаливать сейчас, – наконец сказал он. Он рассчитал шансы с учетом времени прилива и отлива, которое было не в нашу пользу. Кроме того, на буйках, расставленных вдоль канала, ведущего в лагуну Таравы, не было подсветки. То есть мы должны были попасть в канал до наступления темноты, чтобы не уворачиваться всю ночь от бушующих океанских волн в ожидании рассвета.

– Доплывем до канала Майаны и решим, – объявил Бейатааки.

Так мы и сделали. С поднятым парусом и мерно гудящим мотором мы все утро плыли через лагуну. Дувшие всю неделю ветра растворили солевые отложения у дна, и серые вихри мутной воды окрасили океан в молочный снежно-голубой, странный цвет, словно из другого мира. Мы приблизились к деревянным шестам, отмечающим вход в канал, Бейатааки переключил мотор на нейтральный ход и весь напрягся, как струна. Мы подошли к каналу в самый низкий отлив, наиболее опасное время. Малейший промах – и нам крышка. Подводные скалы, поверх которых мы скользили по дороге к Майане, могли погубить нас на обратном пути. Риф, тянущийся по обе стороны канала, был под атакой океана. Грохочущие волны обрушивались на него с глухим ревом, рассыпаясь в бушующую пену, растекавшуюся до самых краев канала.

Бейатааки взобрался на мачту и остался там надолго, разглядывая канал и всматриваясь в океан. Когда он спустился, я спросил, что он думает. В ответ он равнодушно пожал плечами. По-любому плохо, сказал он. И задумался.

– Я хочу домой. Соскучился по жене.

Он снова забрался на мачту. Текайи стоял у руля и ждал указаний. Мы с Сильвией переглянулись. Какого черта? Выходим в море! Мы продвинулись вперед буквально на дюйм, и мне стало ясно, что этот канал во время отлива – судоходный эквивалент минному полю. Нас окружали зазубренные пучки кораллов. Канал петлял то влево, то вправо, описывая зигзаги меж торчащих пальцевидных отростков и едва покрытых водой валунов. Наша лодка, как я уже упоминал, была сделана из фанеры. Столкновения она бы не пережила. Однако, когда канал остался позади, я пожалел, что мы не потонули раньше – это избавило бы нас от дальнейших страданий.

Океан бушевал.

Двадцать пять футов. Волны такой высоты поприветствовали нас, когда мы выплыли из канала. Двадцать пять футов! От основания спирали до пенистого гребня. Двадцать пять футов. Эти волны не накатывали плавно, мягко поднимаясь и опускаясь. Нет, они вздымались отвесной скалой и падали, следуя одна за другой, подталкиваемые внезапно увеличившейся площадью суши. Я был совершенно не готов увидеть такие волны.

Мы побледнели, как призраки, осознав ужас нашего положения – на фанерном катамаране по исполинским волнам. Потом некоторые из нас позеленели. Как по команде Бвенава, Атенати и Сильвия бросились к корме, свесились за борт и вывернули содержимое желудков. Там они и остались. Бейатааки выбрал такой курс, чтобы рассекать волны по диагонали, и, когда мы садились на гребень, на одну долгую секунду мне показалось, будто мы летим в безвоздушном пространстве, как будто и не плывем вовсе, а парим над поверхностью океана. Затем следовало опасное скольжение по хребту волны вниз, отчего левый борт лодки прорезал следующую закручивающуюся спиралью волну и потоки белой воды обрушивались на палубу и на тех, кто на ней стоял. При этом катамаран переставал идти вперед, восстанавливал равновесие, а затем его подбрасывало вверх, и тряска начиналась заново. Внутри волны было безветренно, как в пещере. Волна проглатывала мачту. Парус безвольно повисал. На гребне к судну возвращалась движущая сила. Все взгляды обращались к волнам, и мы начинали с ужасом предвкушать столкновение с сорокафутовой волной-убийцей. Мы смотрели и прикидывали: вот эта волна, третья по счету, большая – когда она поравняется с нами, то обрушится сплошной стеной. И тогда Бейатааки крутил руль, чтобы столкнуться с ней в лоб, и мы взлетали и оказывались в состоянии невесомости. За этим следовал громкий шлепок – лодка плюхалась в океан. Этот звук врезался нам в уши, и те, кто все еще оставался на палубе, вздрагивали от тревоги.

– Ну как? – спросил я Бейатааки.

Пошел дождь. Я дрожал от холода и онемел от шока. Ладони вцепились в перила. Текайи возился с парусом, то поднимал его выше, то расправлял, то вообще опускал полностью, подстраиваясь под капризный ветер, который то ударял в лицо и выл, то менял направление. Для страховки он прицепил себя крюками к веревкам, тянущимся вдоль палубы по всей длине катамарана.

– Думаю, справимся. Надо отойти от Майаны, там волны станут более округлыми, менее отвесными, чем здесь.

Рожденные недельным штормом волны обрушивались на бедную «Марту». Это было похоже на нескончаемую автокатастрофу, когда понимаешь, что больше не контролируешь ситуацию, и покорно ждешь ужасного конца. Я пошел посмотреть, как там Сильвия. Пришлось спуститься по лестнице. Лодку швыряло из стороны в сторону, я спотыкался и подскакивал, ступая крошечными шажками. Сильвии было плохо. Она сидела на скамейке, свесив голову между колен и зажав ее руками, и бормотала под нос непонятные слова.