Железный Хромец - Михаил Попов Страница 42

Весь Мавераннахр пришел в волнение и движение, когда по нему разнеслась весть о вторжении чагатайского войска. Одни правители до смерти перепугались, другие возликовали. Третьи затаились, не вполне представляя, чего можно ожидать от этого события. Испугались мелики ^[39] Шаша ^[40], Ходжента, Отрара, Тавриза – уже три года они не посылали положенной дани хану Страны Чет. Три года назад им показалось, что время его правления в Междуречье прошло окончательно. Более того, с присылаемыми к ним даругами и баскаками ^[41] медики вели себя высокомерно и даже оскорбительно. Ильяс-Ходжа три года копил обиду и силы и теперь пришел, чтобы восстановить справедливость. А что такое справедливость по-чагатайски, никому в Мавераннахре объяснять было не надо.

Тряхнув мошной, бросились заносчивые правители перевешивать трухлявые ворота своих хиндуванов ^[42] и переобувать своих стражников. Те лишь внутренне усмехались, ибо ни босые, ни обутые не собирались стоять насмерть на пути непобедимой чагатайской конницы.

Не радостнее было и в Термезе, во дворце наследственных сеидов ^[43], носящих титул худован-задэ. От прямых выплат дани наследникам Чингисхана они были освобождены, так что денежно перед Ильяс-Ходжой не провинились, но при этом все равно считались его заклятыми врагами.

Напротив, в великолепном расположении духа был Ульджайбуга, вождь племени сульдузов, владевший к этому времени половиной земель Балхского вилайета ^[44], вотчины хана Казгана, деда эмира Хуссейна. Ульджайбуга справедливо полагал, что падение Хуссейна отдаст в его руки и вторую часть богатейшей области. В том, что этот заносчивый, жадный, прожорливый и вспыльчивый толстяк будет разгромлен, сомневаться не приходилось. Ни умелым полководцем, ни мудрым дипломатом он не считался, а его вечный союзник Тимур был хром и сухорук. Одним словом, вождь сульдузов начал готовиться к войне, разумеется, на стороне Ильяс-Ходжи. Начал готовиться скрытно, не спеша обнаружить свои намерения.

Похожими приготовлениями был занят и владетель Хуталляна Кейхосроу, но подвигли его к этому не радостные предвкушения крупных близких успехов, а непрекращающиеся сомнения и чувство неопределенности, возникшие в его душе вместе с появлением известия о начавшемся вторжении.

Кейхосроу можно было понять. Он тоже ненавидел Хуссейна, и даже намного больше, чем Ульджайбуга, поскольку имел к этому личные, кровавые причины. Пять лет назад по приказу Хуссейна был удушен его родной брат Кайкубад. Правда, справедливости ради надо сказать, что удушение это было следствием, расплатой за другое убийство. По злонамеренному наущению Токлуг Тимура, чагатайского хана, Кейхосроу зарезал на охоте хана Казагана, деда эмира Хуссейна. Так завязался узел кисаса (кровной мести), и лишь одному Аллаху было ведомо, когда и как суждено ему развязаться.

Как бы там ни было, ни на одно мгновение не забывал Кейхосроу о Хуссейновом долге, но в обычное время не было у него сил и возможности добраться до его жирного горла. Теперь все изменилось – у него появился союзник, и какой! Он ненавидит Хуссейна ничуть не меньше самого правителя Хуталляна. Отчего же не наполнялось чистым ликованием сердце злопамятного Кейхосроу, отчего же примешивалась к нему, к ликованию, столь сильная струя сомнений и опасений? Легко ответить на этот вопрос. Во-первых, хуталлянский эмир был таджиком, и он сам, и его предки испокон веков враждовали с чагатаями. Во-вторых, Кейхосроу также считался данником Ильяс-Ходжи. Пока у того были большие сложности с Хуссейном и Тимуром в Мавераннахре, чагатай об этой дани не вспоминает, но если он разгромит их, накажет ближних должников, взгляд его непременно обратится на должников дальних. Таким образом, сердце Кейхосроу разрывалось: с одной стороны, он хотел скорой и лютой гибели Хуссейна, с другой – не хотел платить дани чагатаям. Как ведет себя человек, не знающий, что ему делать? Если он глуп и нетерпелив, он мечется, совершая непонятные и вредные поступки. Он сидит в стороне и тишине и копит силы, если он человек рассудительный.

Поглядим, как пойдут дела, а там посмотрим – таков был девиз владетеля Хуталляна. Главный его город Мунк погрузился в ожидание.

Тимура известие о вторжении застало в его родном городе Кеше. Он был занят тем, что восстанавливал городской хиндуван, сильно пострадавший во время неудачного восстания, поднятого дервишами Маулана Задэ и безжалостно разгромленного Баскумчой. Было что отстраивать в Кеше и помимо цитадели. Многие города Мавераннахра не смогли за прошедшие десятки и десятки лет зализать раны, нанесенные самым первым монгольским вторжением в эти места. Надо было признать, что в деле разрушения городов не было равных Потрясателю Вселенной Чингисхану. Тимур лелеял мечту стать непревзойденным государем в деле их возведения и укрепления.