Северная война - Андрей Бондаренко Страница 42

Егор, придерживая Луизу и Екатерину за дрожащие локотки, поднялся на ноги и негромко шепнул:

— Не надо бояться, дамы! Это просто маленькое недоразумение, сейчас все прояснится…

— Еще одно слово, и точно — пальну! — пообещал гневный голос. — Разошлись по разным сторонам и обернулись! Ну, быстро у меня!

Сделав три шага в сторону, он обернулся, чувствуя, как губы непроизвольно расходятся в стороны, расплываясь в широченной улыбке.

— Он, мерзавец, еще и улыбается! — перешла на русский язык Санька: невообразимо стройная и прекрасная, облаченная в какое-то шикарное и модное платье — цвета нежной морской волны. — Что это за разряженные девицы? Шлюхи, курвы и лярвы митавские? Отвечай, вражина, немедленно и прекрати лыбиться!

Егор послушно перестал улыбаться, церемонно выпятил грудь вперед и, напустив на себя важности, торжественно представил (на немецком) своих спутниц:

— Эта рыжеволосая красавица — Луиза, герцогиня курляндская! — Луиза надменно и гордо кивнула своей головой. — Вернее, в своем недавнем прошлом — герцогиня… Сейчас она полностью и официально разорвала все отношения с герцогом Фридрихом-Вильгельмом и нынче является невестой Бровкина, Алексея Ивановича, славного маркиза де Бровки.

— Боженька ты мой! — удивленно охнула Санька и крепко прижала двуствольный пистолет к своей высокой груди.

— Немедленно отщелкни оба курка обратно! — строго велел жене Егор и невозмутимо продолжил: — А эта темноволосая и симпатичная девушка — та самая загадочная ладожская наяда, тайная и сладкая мечта государя нашего, Петра Алексеевича! — Екатерина присела в низком и почтительном реверансе.

— Прошу простить меня, принцесса! — смущенно забормотала Санька, поспешно отбросив свой пистолет в густые кусты красной смороды. — Произошла глупая и досадная ошибка…

Громко и властно кашлянув, Егор дождался тишины и невозмутимо сообщил:

— Данная же светловолосая воительница является моей любимой женой. Как вы уже знаете, прекрасные дамы, зовут ее Александрой. Женщина она мирная и добрая — в обычной и повседневной жизни. Но иногда подвержена приступам пустой и незаслуженной ревности, — он изобразил руками свое искреннее извинение — за странное и неадекватное поведение собственной супруги…

Посматривая на Саньку понимающе и приветливо, герцогиня (или уже — не герцогиня?) торжественно объявила:

— Ревность — лучшее свидетельство крепких чувств амурных! Причем совсем и неважно, есть ли на то веские причины… Надеюсь, что мы подружимся с вами, моя будущая родственница? — заговорщицки подмигнула.

— Подружимся, обязательно подружимся! И с вами — Луиза! И с вами — Екатерина! — горячо заверила Санька и, чуть засмущавшись, негромко попросила: — А сейчас, принцесса, позвольте вас покинуть на несколько минут, да и вашего спутника — похитить. Мне необходимо шепнуть этому симпатичному шалопаю — несколько слов наедине…

Жена уверенно взяла Егора за руку, завела за старую раскидистую вишню, крона которой была густо покрыта белыми и розовыми цветами, надолго и жадно приникла к его губам, минут пять не давая вымолвить ни единого слова…

Когда же, наконец, представилась возможность говорить, Егор, чуть задыхаясь, спросил:

— Саня, откуда ты здесь взялась? Где дети? Как роды прошли? Кто у нас родился?

— Сколько вопросов! — притворно рассердилась жена. — Уехал не пойми куда и на сколько! Причем когда уезжал, то вопросов совсем и не задавал, а сейчас вот любопытство, видите ли, проснулось… Ладно, расскажу! — неожиданно смилостивилась. — Из Пскова вернулся на Москву Петр Алексеевич, кратко поведал о вашей славной виктории под Дерптом. А потом сообщил мне — под большим секретом, — что тебя, Саша, не будет в Москве аж до самой осени… Мол, первым делом ты поедешь на Митаву, потом будешь охотиться за каким-то адмиралом-командором, после отправишься к устью реки Невы — диверсии воинские чинить над шведами… А я же соскучилась сильно и безмерно! Вот, не выдержала и решила — перехватить тебя во Пскове-городе да заодно и родить здесь… Детей, Петю и Катю, отвезла в Преображенское — на попечение царевны Натальи и Василия Волкова. Наталья присмотрит за чадами нашими, обиходит их, Василий наладит охрану крепкую… Сама же я приехала в Псков, через три дня и родила. Мальчика бойкого и здорового. Сашей уже нарекла — в твою честь…

— Значит, Александр Александрович! — довольно и счастливо вздохнул Егор. — Спасибо тебе, Саня: и за подарок такой бесценный, и за сюрприз — знатный…

— Не за что! — беззаботно улыбнулась жена и тут же заволновалась: — Саша, давай уже выйдем из-за этой вишни! А то — слышишь? Барышни-то новенькие уже начали прыскать и посмеиваться…

Егор вдоволь насмотрелся на сына, вокруг которого вовсю суетились надежные кормилица и нянька, привезенные предусмотрительной Санькой из самой Москвы, и со спокойным сердцем отправился в столовую палату.

После завершения обеденной трапезы девицы быстро собрались и отправились в город — за покупками:

— Необходимо нашу Екатерину приодеть немного! — решительно объявила Санька. — Чтобы на Москву приехала уже во всей своей красе. Не бедной деревенской девушкой, а дамой знатной, знающей себе цену.

— Не это совсем требуется нашему Петру Алексеевичу! — начал возражать Егор, но тут же замолчал и согласно махнул рукой, заметив краем глаза, что рыженькая Луиза также намеревается решительно вмешаться в этот разговор…

«Да, как бы эти две знатные дамы не испортили нашу Катерину-простушку! Сперва наряды и безделушки, потом брильянты и взбалмошные капризы… — заныл внутренний голос. — Хотя, с другой стороны, им, красавицам, безусловно, виднее…»

Приставив за отъехавшими по важным делам женщинами надежную охрану, в столовую палату вернулся Алешка Бровкин, лихо махнул чарку крепкой медовухи, выкурил послеобеденную трубочку, после чего приступил к развернутому докладу:

— Крепостные стены знатно обновлены, установлено пятнадцать новых оборонительных мортир и гаубиц. Рвы серьезно углублены, расчищены и наполнены водой. Молодец воевода, не даром ест хлеб государственный… Двухмачтовый ял — с десятком пушек, нареченный «Франц Лефорт», уже полностью достроили и спустили на воду. Даже ходили на нем к узкому и короткому проливу, что разделяет Псковское и Чудское озера, обменивались артиллерийскими залпами с кораблями командора Лешерта. Правда, особого ущерба не нанесли противнику шведскому. Но приструнили, все же, мол, мы тоже ныне — мясные щи хлебаем совсем и не лыковым лаптем. Живо идет подготовка и к осеннему приему на постоянные квартиры новых пеших и конных полков: строятся дополнительные казармы, конюшни, амбары, кузни, погреба, склады, бани…

— А что с припасами продовольственными да огневыми? Доставлены ли ломовые орудия и единороги? — строго спросил Егор.

— Делается все, Александр Данилович! — заверил маркиз Алешка. — За припасы-то мой батюшка отвечает, Иван Артемич. Зерно, которое не годится к отправке в Турцию, он свозит в Псков да Новгород. Ломовые орудия частью пришли, а те единороги, что идут из Саксонии — через киевские земли, — еще в пути… Да, по поводу Турции! — вспомнив, звонко хлопнул себя по лбу ладонью. — Тут же человек к тебе прибыл — с посланием от самого Медзоморт-паши. Только того письма он мне не отдал, мол, имеет жесткие инструкции: передать его тебе лично в руки. Если я его, конечно же, правильно понял: говорит сей престарелый янычар по-английски как-то очень уж непривычно и коряво, а еще на турецком да арабском языках.