Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Фенимор Купер Страница 41

Человеческому уму непонятны и недоступны все побуждения, которые управляют действиями животных.

Медведица, обычно очень свирепая, когда ее детеныши подвергаются действительной или мнимой опасности, в данном случае не сочла нужным броситься на девушку.

Она оставила соты, подошла к Хетти футов на двадцать и встала на задние лапы, раскачиваясь всем телом с видом сварливого неудовольствия, но ближе не подходила.

К счастью, Хетти не вздумала бежать. Поэтому медведица вскоре снова опустилась на все четыре лапы и, собрав детенышей вокруг себя, позволила им сосать молоко. Хетти была в восторге, наблюдая это проявление родительской нежности со стороны животного, которое, вообще говоря, отнюдь не славится сердечной чувствительностью. Когда один из медвежат оставил мать и начал кувыркаться и прыгать вокруг нее, девушка опять почувствовала сильнейшее искушение схватить его на руки и поиграть с ним. Но, снова услышав ворчание, она, к счастью, отказалась от этого опасного намерения. Затем, вспомнив о цели своего похода, она повернулась спиной к медведице и пошла к озеру, сверкавшему между деревьями. К ее удивлению, все медвежье семейство поднялось и последовало за ней, держась на небольшом расстоянии позади. Животные внимательно следили за каждым ее движением, как будто их чрезвычайно интересовало все, что она делала. Таким образом, под конвоем медведицы и ее медвежат девушка прошла около мили, то есть по крайней мере втрое больше того, что могла бы пройти за это время в темноте. Потом она достигла ручья, впадавшего в озеро между крутыми, поросшими лесом берегами. Здесь Хетти умылась; утолив жажду чистой горной водой, она продолжала путь, освеженная и с более легким сердцем, по-прежнему в сопровождении своего странного эскорта.

Теперь дорога ее лежала вдоль широкой плоской террасы, тянувшейся от самой воды до подножия невысокого склона, откуда начиналась вторая терраса с неправильными очертаниями, расположенная немного выше. Это было в той части долины, где горы отступают наискось, образуя начало низменности, которая лежит между холмами к югу от озера. Здесь Хетти и сама бы смогла догадаться, что она приближается к индейскому лагерю, если бы даже медведи и не предупредили ее о близости людей. Понюхав воздух, медведица отказалась следовать далее, хотя девушка не раз оборачивалась назад и подзывала ее знаками и даже своим детским, слабеньким голоском. Девушка продолжала медленно пробираться вперед сквозь кусты, когда вдруг почувствовала, что ее останавливает человеческая рука, легко опустившаяся на ее плечо.

— Куда идешь? — спросил торопливо и тревожно мягкий женский голос. — Индеец, краснокожий, злой воин — там!

Этот неожиданный привет испугал девушку не больше, чем присутствие диких обитателей леса. Правда, Хетти несколько удивилась. Но ведь она была уже отчасти подготовлена к подобной встрече, а существо, остановившее казалось самым безобидным из всех когда-либо появлявшихся перед людьми в индейском обличье. Это была девушка немного старше Хетти, с улыбкой такой же ясной, как улыбка Джудит в ее лучшие минуты, с голосом, звучавшим как музыка и выражавшим покорную нежность, которая так характерна для женщины тех народов, где она бывает только помощницей и служанкой воина. Красота — не редкость среди американских туземок, пока на них не легли все тяготы супружества и материнства. В этом отношении первоначальные владельцы страны не многим отличаются от своих более цивилизованных преемников.

На девушке, так внезапно остановившей Хетти, была миткалевая мантилья, доходившая до талии; короткая юбка из голубой шерсти, обшитая золотым позументом, спускалась чуть ниже колен. Гамаши из той же ткани и мокасины из оленьей шкуры дополняли наряд индианки. Волосы, заплетенные в длинные черные косы, падали на плечи и на спину и были разделены пробором над низким гладким лбом, что смягчало выражение глаз, в котором хитрость сочеталась с простодушием. Лицо у девушки было овальное, с точными чертами, зубы ровные, белые. Голос у нее был нежный, как вздохи ночного ветерка, что вообще характерно для женщины индейской расы, но он был так замечателен в этом отношении, что девушке дали прозвище Уа-та-Уа, которое по-английски можно перевести: «Тише, о тише!»

Короче, это была невеста Чингачгука. Ей удалось усыпить бдительность своих похитителей, и она получила разрешение прогуливаться в окрестностях лагеря. Эта поблажка, впрочем, вполне соответствовала обычаям индейцев, к тому же они знали, что в случае бегства нетрудно будет отыскать девушку по следу. Следует также напомнить, что ирокезы, или гуроны, как правильнее называть их, не догадывались о том, что на озере появился ее жених. Да и сама она ничего об этом не знала.

Трудно сказать, кто из девушек обнаружил больше самообладания при этой неожиданной встрече — бледнолицая или краснокожая. Во всяком случае, Уа-та-Уа лучше знала, чего она хочет. Когда она была ребенком, ее отец долго служил как воин у колониального начальства. Сама она прожила несколько лет по соседству с фортом и выучилась английскому языку, на котором говорила отрывисто, как все индейцы, но совершенно бегло, и притом очень охотно, в отличие от большинства представителей своего племени.

— Куда идешь? — повторила Уа-та-Уа, ответив ласковой улыбкой на улыбку Хетти. — В той стороне злой воин. Добрый воин далеко.

— Как тебя зовут? — совсем по-детски спросила Хетти.

— Уа-та-Уа. Я не минг, я добрая делаварка — друг ингизов. Минги жестокие, любят скальпы для крови; делавары любят для славы. Иди сюда, здесь нет глаз.

Уа-та-Уа повела свою новую подругу к озеру и спустилась на берег, чтобы укрыться под деревьями от посторонних взоров. Здесь девушки сели на упавшее дерево, вершина которого купалась в воде.

— Зачем ты пришла? — тревожно спросила молодая индианка. — Откуда ты пришла?

Со своей обычной простотой и правдивостью Хетти поведала ей свою историю. Она рассказала, в каком положении находится ее отец, и заявила, что хочет помочь ему и, если это возможно, добиться его освобождения.

— Зачем твой отец приходил в лагерь мингов прошлой ночью? — спросила индейская девушка с такой же прямотой. — Он знает — теперь военное время, и он не мальчик, у него борода. Шел — знал, что у ирокезов есть ружья, томагавки и ножи. Зачем он приходит ночью, хватает меня за волосы и хочет снять скальп с делаварской девушки?

Хетти от ужаса едва не упала в обморок.

— Неужели он схватил тебя? Он хотел снять с тебя скальп?

— Почему нет? Скальп делавара можно продать, как и скальп минга. Губернатор не знает разницы. Очень худо для бледнолицего ходить за скальпами. Не его обычай. Так мне всегда говорил добрый Зверобой.

— Ты знаешь Зверобоя? — спросила Хетти, зарумянившись от удивления и радости. — Я его тоже знаю. Он у нас в ковчеге с Джудит и делаваром, которого зовут Великим Змеем. Этот Змей тоже красивый и смелый воин.

Хотя природа одарила индейских красавиц темным цветом лица, щеки Уа-та-Уа покрылись еще более густым румянцем при этих словах, а ее черные, как агат, глаза засверкали живым огнем. Предостерегающе подняв палец, она понизила свой и без того тихий и нежный голос до едва слышного шепота.