Ярость - Уилбур Смит Страница 41

Парень – высокий, привлекательный – был года на два-три старше Лотара; как и Лотара, его пленили охотничьи рассказы Шасы, но в нем было что-то знакомое, что преследовало Шасу весь вечер. Лотар стоял рядом с другом, вежливо улыбаясь, и Шаса вдруг понял. У обоих мальчиков одинаковые глаза – светлые кошачьи глаза Деларея. В первое мгновение он не мог этого объяснить, но тут же все встало на места. Ненависть, которую он чувствовал в Саре Стандер, получила объяснение. Отцом ее сына был Манфред Деларей.

Шаса стоял рядом с Манфредом на веранде, и они смотрели, как семья Стандеров поднимается на дюну. Метались лучи фонариков, голоса детей звенели в ночи, и Шаса гадал, сумеет ли когда-нибудь свести воедино все, что узнал сегодня, и обнаружить истинно уязвимое место Манфреда Деларея. Когда-нибудь – сумеет.

Будет нетрудно тайком просмотреть записи о родах Сары Стандер и выяснить дату рождения ее старшего сына, но как вытянуть у нее истинный смысл этого ее обращения по военному шаблону? Она назвала его «командир эскадрильи». Она его знала, несомненно, но откуда? Шаса улыбнулся. Ему нравились трудные задачи, среди его любимых писателей была Агата Кристи. Он поработает над этим.

* * *

Шаса проснулся, когда сквозь занавеси начал пробиваться серый рассвет и пара сорокопутов в кустах на ближайшей дюне начала свой сложный дуэт. Он снял пижаму, которую дал ему Манфред, надел халат, выбрался из тихого коттеджа и спустился на берег.

Он плыл нагишом в холодной зеленой воде, выбрасывая руки за голову и ныряя под белые волны прибоя, пока не выбрался на спокойную поверхность; здесь, в пятистах ярдах от суши, он поплыл вдоль берега. Вероятность нападения акулы была незначительна, но обостряла удовольствие. Когда пришло время возвращаться, Шаса оседлал большую волну, с ней добрался до берега и медленно вышел из воды, смеясь от удовольствия и радости жизни.

Он тихо поднялся по ступеням, не желая тревожить покой семьи, но уловил движение в дальнем конце веранды. В одном из кресел с книгой в руках сидел Манфред, уже побритый и одетый.

– Доброе утро, минхеер, – поздоровался Шаса. – Пойдете сегодня рыбачить?

– Сегодня воскресенье, – напомнил Манфред. – По воскресеньям я не рыбачу.

– А, да.

Шаса удивился, почему чувствует себя виноватым из-за того, что наслаждался плаваньем, потом узнал старинную книгу в кожаном переплете, которую держал Манфред.

– Библия, – заметил он, и Манфред кивнул.

– Ja. По утрам я каждый день прочитываю несколько страниц, но по воскресеньям, особенно когда предстоит решить трудную проблему, я прочитываю целую главу.

«Интересно, сколько глав ты прочел, прежде чем переспать с женой лучшего друга», – подумал Шаса, но вслух сказал:

– Да, библия приносит большое утешение, – и, стараясь не чувствовать себя лицемером, отправился одеваться.

Хайди устроила грандиозный завтрак с полным набором явств, от стейка до соленой рыбы, но Шаса съел только яблоко и выпил чашку кофе, прежде чем извиниться и уйти.

– По радио обещали сегодня попозже дождь. Хочу вернуться в Кейптаун до ненастья.

– Я провожу вас до полосы, – Манфред быстро встал.

Они молчали, пока не добрались до вершины гряды, и тут Манфред неожиданно спросил:

– Ваша мать… как она?

– Хорошо. Неизменно в добром здравии и, кажется, неспособна стареть. – Глядя в лицо Манфреду, Шаса продолжал: – Вы всегда спрашиваете о ней. Когда вы видели ее в последний раз?

– Она удивительная женщина, – флегматично сказал Манфред, избегая ответа на вопрос.

– Я пытался хоть как-то восполнить ущерб, который она причинила вашей семье, – не унимался Шаса, но Манфред как будто не слышал. Он остановился на полпути, словно восхищаясь видом, но дышал неровно. Шаса поднимался на холм быстро.

«Он не в форме», – злорадствовал Шаса. Его собственное дыхание оставалось ровным, а тело – стройным и упругим.

– Какая красота, – сказал Манфред, но, только когда он жестом обвел горизонт, Шаса понял, что он говорит о пейзаже. Он увидел землю от океана до синих гор Лангеберг в глубине материка, и эта земля была поистине прекрасна.

– И сказал ему Господь: «Это земля, которую я отдал Аврааму, и Исааку, и Иакову, сказав: «Отдаю ее твоему семени», – негромко процитировал Манфред. – Господь дал нам эту землю, и наш священный долг сохранить ее для наших детей. По сравнению с этим все остальное теряет значение.

Шаса молчал. Он не мог спорить с таким чувством, хотя театральность, с какой оно было выражено, его смутила.

– Нам подарили рай. Мы должны не щадя живота своего отражать попытки осквернить его или изменить, – продолжал Манфред. – А ведь многие пытаются это сделать. Они уже собирают против нас силы. И в будущем нам понадобятся сильные люди.

Шаса опять промолчал, но теперь его согласие было окрашено скептицизмом. Манфред повернулся к нему.

– Вижу, вы улыбаетесь, – серьезно сказал он. – Вы не видите угрозы тому, что мы создали здесь, на оконечности Африки?

– Вы сами сказали: эта земля – рай. Кто захочет менять ее? – спросил Шаса.

– Сколько африканцев вы нанимаете, минхеер?

Манфред как будто сменил тему.

– Всего около тридцати тысяч, – удивленно ответил Шаса.

– Тогда скоро вы поймете справедливость моего предупреждения, – сказал Манфред. – Среди туземцев выросло новое поколение смутьянов. Они приносят с собой тьму. Они не уважают устои общества, столь тщательно заложенные нашими предками – и столь надежно служившие до сих пор. Нет, они хотят смести все это с лица земли. Как марксистские чудовища разорвали социальную ткань в России, так и они хотят уничтожить все, что построил в Африке белый человек.

Шаса небрежно ответил:

– Большинство нашего черного населения довольно жизнью и законопослушно. Черные дисциплинированны и привыкли подчиняться власти, их собственные племенные законы не менее строги и связаны с ограничениями, как и те законы, что устанавливаем мы. Сколько человек агитирует против законов и каково их влияние? По моему мнению, их немного, и влияния у них нет.

– За короткий срок после окончания войны мир изменился сильнее, чем за сотни лет до того. – Манфред отдышался и говорил на своем языке убедительно и красноречиво. – Племенные законы, по которым жили наши черные, перестают действовать, когда люди покидают сельские районы и в поисках легкой жизни устремляются в города. Здесь они знакомятся с пороками белых и созревают для ересей, увлекающих во тьму. Уважение, которое они испытывали к белому человеку и его власти, легко сменяется презрением, особенно если они замечают у нас какую-нибудь слабость. Черные уважают силу и презирают слабость, и новое поколение смутьянов собирается отыскать наши слабости и обнажить их.

– Откуда вы это знаете? – спросил Шаса и сразу рассердился на себя. Он не любил банальных вопросов, но Манфред ответил серьезно: