Последние из Валуа - Анри де Кок Страница 40

Не стоит на нас слишком за это сердиться: писатель не всегда поступает так, как ему хочется, когда приступает к рассказу об одной из тех величайших исторических драм, которые изобилуют всякого рода событиями. Иногда ему приходится воздерживаться от личных симпатий к тем или иным персонажам, дабы не потерять нить повествования.

Но пришел момент удовлетворить нетерпение, которое и мы сами испытываем.

Посмотрим же, осталась Бланш де Ла Мюр в живых или умерла, для чего вернемся почти на месяц назад и, одним росчерком пера – для нужд нашего рассказа – восстановив разграбленный и сожженный бароном дез Адре древний замок, последуем за гасконцем Тартаро, на руках у которого покоится безжизненное с виду тело возлюбленной Филиппа де Гастина, и Альбером Брионом, маленьким пажом, которые пытаются выбраться из замка.

Как мы помним, Альбер Брион привел Тартаро в оружейную комнату, расположенную позади небольшой часовни.

Уроженец тех мест, Альбер состоял на службе у барона де Ла Мюра с самого юного возраста, вследствие чего знал имение как свои пять пальцев. Ему было известно, что одна из дверей оружейной комнаты ведет к подземному ходу, которой тянется под всеми постройками и заканчивается уже за подъемным мостом, посреди парка.

Но смог бы он открыть эту дверь в одиночку, да еще не имея ключа? Он в этом сомневался, и вполне обоснованно, но теперь, когда с ним был Тартаро, подобных сомнений у него уже не оставалось. Тартаро, как уже говорилось, был парнем крепким; вооружившись висевшим на стене, среди коллекций оружия, секачом он бы без труда сбил с двери замки и запоры.

Дабы быть свободным в своих движениях, Тартаро пришлось опустить мадемуазель Бланш на пол.

Пока солдат махал топором – однако весьма осторожно, чтобы не привлечь опасного внимания – паж, опустившись на колени, прижал дрожащую руку к сердцу своей молодой госпожи. Увы!.. Уж не заблуждался ли он, когда говорил, что мадемуазель Бланш все еще жива? Сейчас он уже не ощущал биения ее сердца.

– По крайней мере, она упокоится в могиле! – прошептал Альбер.

Но дверь уже была открыта. Самым сложным теперь было следовать в нужном направлении в длинном и темном подземелье. Тартаро преодолел и эту трудность.

В кармане у него нашлось огниво; вернувшись в часовню, он подобрал валявшуюся на полу восковую свечу, которую, выбив огонь, и зажег.

– Какое счастье! Какое же все-таки это счастье, что я встретил тебя, Тартаро! – воскликнул паж.

– Ели вы этому рады, господин Альбер, представьте, как рад этому я! – ответил солдат. – Без вас я бы никогда не нашел эту дорогу! Так вы говорите, по ней мы выйдем…

– Сам увидишь куда. Пойдем; нам нужно спешить.

Тартаро вновь поднял свою ценную ношу; Альбер, со свечой в руке, двинулся вперед. Минут через десять они вышли к винтовой каменной лестнице. Эта лестница вывела их к люку, который маленький паж, тем более столь истощенный, вероятно, не смог бы даже приподнять, но который – при помощи собственных плеч и топора – удалось откинуть Тартаро, пусть и не без труда.

Подземный ход, как мы уже сказали, заканчивался посреди парка, в рустованном павильоне, в котором так нравилось прясть или вышивать жаркими летними деньками баронессе де Ла Мюр и ее дочери.

– Уф! – произнес Тартаро, вдохнув полной грудью свежий воздух, проникавший в павильон сквозь приоткрытые окна. – Первый шаг сделан! Из замка мы выбрались. Осталось пересечь парк.

– За этим дело не станет. Но ты, верно, устал?

– Скажете тоже! Устал! Да я бы взвалил на себя и с полдюжины таких мадемуазелей! Меня беспокоит лишь то, что та, которую я несу, совсем не дрыгает ногами. Как бы я обрадовался, если б она хоть немного пошевелилась и сказала: «Так-то лучше, Тартаро, мой друг!» Ладно, выйдем мы из парка. А потом? Каков ваш план, господин Альбер?

– Мой план заключается в том, чтобы отправиться к моему отцу, в деревушку Ла Мюр.

– Так в деревне Ла Мюр живет ваш отец?

– И мать тоже… и две сестры.

– О, понимаю! Там мадемуазель Бланш будет в безопасности…

– В безопасности, но лишь при условии, что весть о том, что она выжила – если Господь, конечно, дарует ей жизнь – не разойдется по всей округе. В противном случае…

– В противном случае… Да-да! Барон дез Адре, этот горделивый мерзавец, может вновь попытаться наложить на нее свою лапу. Знаете, господин Альбер, я всего лишь бедный солдат, и пусть барон отпустил меня, за то, что я сумел его рассмешить, я отнюдь не считаю себя его должником за это, и если когда-нибудь мне представится шанс поквитаться с ним или его друзьями – теми двумя, коротышкой и толстяком, которых, черт возьми, я узнаю с закрытыми глазами, – я покажу им, из какого теста сделан Тартаро!

– Кто знает! – промолвил Альбер. – Бог наказывает злодеев, так что, возможно, твое пожелание и сбудется. В любом случае, какой бы – мертвой или живой – ты не помог мне донести нашу дорогую хозяйку, мой славный Тартаро, думаю, ты будешь вознагражден за это гораздо более щедро, нежели полагаешь.

– Кто здесь вообще говорит о каком-то вознаграждении, господин Альбер! Единственное, чего я желаю, так это сохранить мадемуазель Бланш жизнь, ничего более!

– Что ж, тогда пойдем. Ты передохнул?

– Брр!.. Говорю же вам, что я могу сто льё пройти с ней на руках и вами в придачу!

Сто льё. Тартаро, возможно, несколько преувеличивал – все-таки он был гасконцем! Как бы то ни было, следует отдать ему должное: ношу свою он нес с видом весьма невозмутимым.

Альбер знал одно место в стене, окружавшей парк, где под влиянием времени образовалась небольшая дыра – в нее-то они и пролезли. До лачуги Жерома Бриона, отца пажа, оставалось рукой подать. Покосившийся домик стоял на окраине деревни, немного на отшибе, и был скрыт купой деревьев. Бланш – если она жива – там сможет не опасаться нескромных взглядов.

Если же она мертва… Что ж! Если она мертва, то в этом месте, в углу сада, уснет последним сном под горкой обычных камней и простым деревянным крестом.

Мы опустим те изумление, страх и боль, которые испытали обитатели хижины, когда узнали об ужасном несчастье, жертвами коего стали их господа. Жером Брион и его жена Женевьева любили всем своим сердцем барона и баронессу де Ла Мюр, которые всегда относились к ним по-доброму, – впрочем, как и ко всем прочим жителям деревни.

Но к ним, конечно, еще лучше, так как соизволили еще ребенком взять к себе, в замок, их сына, воспитать его, дать ему образование, и в качестве пажа оставить в услужении мадемуазель Бланш! Величайшая честь для сына простого крестьянина! Но, не ставя под сомнение реальность произошедших событий – все-таки они собственными глазами видели, в сколь плачевном состоянии находятся Бланш и их сын, – Жером и Женевьева Брион отказывались верить в то, что события эти были катастрофическими, как их описывали Альбер и Тартаро. Отказывались до тех пор, пока не случилось то, что их убедило.