Одинокое ранчо (сборник) - Томас Майн Рид Страница 40

Уловка Уолта Уайлдера лишь на миг задержала преследователей. Привычные к подобным каверзам, индейцы сразу заподозрили неладное, и вскоре окончательно раскрыли обман. Рассредоточившись по обе стороны от расселины, команчи подметили, что стальная трубка не поворачивается следом за ними, и енотовая шапка тоже остается без движения.

Выждав для уверенности некоторое время, и побуждаемые вождем с красным крестом и бородатым дикарем, индейцы устремляются вперед. Спешившись, они проникают в проем поверх лошадиной туши.

Задержавшись лишь на миг, необходимый чтобы завладеть брошенной винтовкой, команчи со всех ног устремляются вглубь расселины. На минуту они задерживаются там, где обнаружили лежащий на камне красный платок, подозревая очередную попытку сбить их с истинного следа. На всякий случай преследователи разбиваются на две группы: одна идет по левому ответвлению расселины, другая добирается, в конечном счете, до того места, где укрылись американцы.

Выйдя на площадку, индейцы сразу обнаружили колодец и предположили, что беглецы спрятались в нем. Уверенность в этом стала полной, когда пошедшие по левой тропе вернулись с вестью, что добрались до вершины утесов, но не обнаружили никаких следов тех, за кем гнались.

Были доставлены камни, затем горящие ветки идеодондо, и наконец, чтобы покончить с делом раз и навсегда, прикатили огромный валун, которым колодец запечатали так же успешно, как если бы сам утес обрушился и погреб это убежище под обвалом.

Далее медлить дикари не стали – всем не терпелось вернуться к фургонам и позаботиться о своей доле добычи.

Остается только один, с кустистой бородой. Когда другие уходят, он садится рядом с валуном, навострив уши. Очевидно, пытается уловить хоть какой-то звук из шахты внизу.

Но звуков нет, даже самых слабых. Внутри запечатанного колодца царит мертвая тишина. Ибо даже если жизнь когда-либо наблюдалась там, теперь это безраздельное владение смерти.

Некоторое время бородач сидит на корточках, прислушиваясь. Затем поднимается, и его зловещая физиономия расплывается в мрачной ухмылке.

– Они внизу, без всякого сомнения, – говорит дикарь сам себе. – И давно уже мертвы. Один из них – наверняка он. Кто другой – не важно. Каррай, я бы хотел посмотреть ему в глаза, и чтобы он тоже видел, кому обязан своим концом! Впрочем, разве это важно? Дело сделано, я свершил свою месть! Vamos! ^[22] Пора возвращаться к фургонам, не то мой друг Рогатая Ящерица приберет к рукам всю добычу. К счастью, эти краснокожие не смыслят в цене товаров – я щедро подарю им цветастый ситец, для себя же приберегу что получше. Итак, поспешим к разделу!

С этими словами мексиканец удаляется от валуна, а пройдя по расселине, перелезает через труп лошади. Затем, разыскав оставленного снаружи коня, садится и скачет к занятым грабежом каравана краснокожим приятелям.

Взору его предстает зрелище ужасное, но только не для него, поскольку это человек, не раз видевший подобное прежде. Человек, душа которого очерствела в горниле преступлений.

Фургоны расцепили, разгородив внутреннее пространство. Дым полностью рассеялся или был снесен ветром, и ясный свет солнца снова льется на песок, и на тела тех, кто так храбро защищал свои рубежи. Их тринадцать из отряда торговцев и охотников, насчитывавшего пятнадцать человек. Ни один из убитых не сохранил волос – головы их наги и окровавлены, а на затылке у каждого виднеется темно-багровый круг. Скальпировальный нож давно завершил свою работу, и отвратительные трофеи красуются теперь на остриях копий. Часть копий была воткнута в землю, с остальными с торжествующим видом расхаживают победители. Триумф дорого обошелся индейцам – поблизости на равнине простирается, по меньшей мере, тридцать тел их соплеменников, а видимые тут и там кучки заботливо склоняющихся воинов говорят о наличии раненых. По приказу вождя часть команчей отправляется подбирать трупы сородичей с целью предать их погребению. Прочие, уже без всяких приказов, продолжают изливать дикарскую ненависть на телах белых врагов, подвергая их дальнейшему надругательству. Они отрубают им головы, а затем, насадив их на копья, расхаживают взад-вперед, издавая вопли свирепой радости и хохоча с одержимостью, наводящей на мысли о приюте для безумных.

При этом в голосах явно угадывается месть. Сопротивление, которого команчи едва ли ожидали, стоило им серьезных потерь и привело в крайнее исступление, и теперь они выплескивали душащую их ярость на трупах тех, кто будучи живыми, преподали им такой жестокий урок. Мертвецов кромсают томагавками, пронзают копьями, утыкают стрелами, молотят палицами, после чего, порубив на части, привязывают к хвостам лошадей и волочат останки по земле на полном скаку. Некоторое время разыгрывается этот мрачный спектакль, за ним наступает черед сцены нелепой и гротескной.

Фургоны опустошены, их богатое содержимое перенесено на открытое пространство равнины и разложено. Начинается дележ, и все толпятся в ожидании своей доли. За распределением наблюдает Рогатая Ящерица, но бородатый имеет в этом деле равную, если не большую власть. Сопровождаемый своим приятелем с бакенбардами, мексиканец распоряжается раздачей.

Как он и заявил наедине с собой, ситцевые ткани самой пестрой расцветки вполне удовлетворяют жадность его краснокожих сообщников, себе же друзья приберегли более дорогие отрезы из шелка. Среди товаров имеются немудреные промышленные товары: дешевые шеффилдские ножи, ружья и пистолеты бирмингемских заводов, стеклянные бусы, а также тому подобная мелочевка из Бостона в Новой Англии. Все эти предметы, столь притягательные для Рогатой Ящерицы и его тенавов, оставлены им, тогда как дорогие ткани, кружева и настоящие ювелирные украшения, предназначенные для богатых сеньор и сеньорит Санта-Фе, Эль-Пасо, Чиуауа и Дуранго, прибирает к рукам бородач.