Тайный агент Ее Величества - Алла Бегунова Страница 40

На поворот ушло около получаса. Раза два волна укладывала флагманский корабль чуть ли не на бок, но он упрямо поднимался. Козлянинов, вцепившись в перила и широко расставив ноги, удерживался на юте и добрым словом поминал воронежских судостроителей, коротояцкие дубы и сосновый бор у излучины реки Осередь. Мачты, сделанные из высоких его деревьев, гнулись, но не ломались. Дубовые шпангоуты дружно противостояли натиску шторма.

Наконец, рискованный маневр, блестяще осуществленный командой корабля, завершился.

«Хотин» встал код ветер и помчался, как сумасшедший, лишь изредка зарываясь носом и черпая бортами. Волны, точно стая злобных чудовищ, гнались за ним, грозя обрушиться на корму и задавить трехмачтовик небывалой своей тяжестью. Но он убегал от них, развивая максимальную для него скорость — 14 узлов. Шторм стонал и ревел, а люди на палубе, держась за дополнительные канаты, натянутые там для их безопасности между двумя бортами, гордо взирали на сине-зеленые валы, беснующиеся рядом…

Аржанова почувствовала некоторое облегчение. Изнурительная бортовая качка почти прекратилась, килевая заметно ослабела. Глафира смогла добраться до гардеробной и принести оттуда флягу родниковой воды и кусок пшеничной лепешки с козьим сыром. Запах пищи вызвал у Анастасии новый приступ рвоты. Она только выпила воду и сказала горничной, что на ужин в кают-компанию сегодня не пойдет.

Отсутствие прекрасной дамы удручающе подействовало на корабельных служителей обер-офицерского ранга. Они уже привыкли к обществу русской путешественницы и давно отказались от обычных военно-морских шуток и розыгрышей. Мореходы отдавали должное ее живому характеру. Вдова подполковника умела находить интересные темы для общей беседы, быть веселой и остроумной и одинаково приветливой с каждым участником застолья.

Потому утром первым ей нанес визит свободный от вахт судовой врач. Он проверил у Аржановой пульс и выразил готовность при помощи стетоскопа прослушать ее сердце и легкие. Конечно, Анастасия отказалась от этой услуги. Усевшись в кресло около койки, доктор поведал ей, что 95 процентов жителей Земли подвержены «морской болезни», что женщины, как правило, больше мужчин страдают от качки, что причины недомогания медициной до конца не изучены. Лично он полагает, будто дело здесь в нарушении деятельности внутренних органов человека и в несовершенстве его вестибулярного аппарата. Лекарь передал Глафире склянку с раствором брома (бромисто-водородный гиосцин), рекомендовал принимать лекарство два раза в день, пожелал скорейшего выздоровления и удалился.

Следующим посетителем стал лейтенант Савва Мордвинов, чему Аржанова удивилась. В кают-компании он мало обращал на нее внимания и всегда отмалчивался. Тут лейтенант, лет сорока отроду, большой и грузный, протиснулся в дверь и с медвежьей грацией отвесил поклон. Глафира тотчас усадила его в кресло во избежание дальнейших передвижений Мордвинова по каюте, могущих причинить ущерб адмиральской обстановке.

Прежде всего лейтенант сообщил важную информацию. Оказывается, шторм имеет обыкновение продолжаться определенное количество времени, связанное с цифрой «3». Если он не завершится в одни сутки, то будет бушевать три дня. Если море опять не успокоится, то надо ждать шестой день. Если в шесть суток стихия не укладывается, то лишь девятый день дает облегчение. Аржанова опечалилась. «Хотин» штормовал всего вторые сутки. Следовательно, сему безобразию конца не будет по крайней мере еще двадцать четыре часа.

Мордвинов сказал, что он, как человек, проведший на кораблях большую часть жизни, сейчас поделится с ней прекрасным средством от «морской болезни». Лейтенант достал из внутреннего кармана белого каштана изящную серебряную бутылочку-флакон емкостью примерно в 250 граммов, отвинтил на ней крышку и вручил вдове подполковника.

— Скачала нужен глубокий вдох и выдох, а потом можно пить, Анастасия Петровна, — таинственно посоветовал моряк.

Аржанова легко попалась на удочку.

Глоток она сделала очень большой. Крепчайший ямайский ром десятилетней выдержки сперва опалил ей рот, потом горло, потом жгучей своей влагой коснулся стенок желудка, что странным образом сразу отозвалось в висках и затылке. Русская путешественница, привстав с подушек, закашлялась, замахала руками, из глаз у нее потекли слезы. Однако через минуту головокружение прекратилось, тошнота отступила, все предметы приобрели четкие очертания.

— Ну и средство! — сказала она, с трудом переводя дух.

— Мне оно тоже помогает, — доверительно произнес Мордвинов.

— Давно ли вы пользуетесь им?

— Давненько.

— А побочный эффект?

Лейтенант смутился, но ответил честно:

— Бывает, конечно. Главное — не переборщить с дозой…

Из приватных бесед с Козляниновым Анастасия уже знала многие детали биографий офицеров флагманского корабля.

Например, Савва Мордвинов пять лет учился в Морском кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, затем, произведенный в гардемарины, плавал по Балтийскому морю на корабле «Азия». В 1769 году, получив чин мичмана, он отправился в Таганрог, на Азовскую флотилию и служил офицером на фрегате «Первый». В 1773 году императрица пожаловала его в лейтенанты. Мордвинов стал командовать сначала палубным ботом «Святой Петр», а после — галиотом «Осел». Но в декабре 1777 года произошло крайне неприятное событие.

Будучи пьян, Мордвинов ввязался в драку в припортовом трактире в городе Керчь. Там его матросы не поделили столы и скамьи с солдатами из гарнизона крепости. Солдат было больше. Достав засапожные ножи, моряки поранили многих, пробились из трактира на улицу и ушли на галиот, хором распевая песню: «Эх, яблочко, куда ты катишься…», ведомые доблестным своим капитаном, который тем не менее твердо держался на ногах.

По рапорту начальника керченского гарнизона генерал-майора Борзова началось следствие, после него — суд. Мордвинова разжаловали в рядовые. Полгода он носил матросскую куртку-бострог, лазал по вантам на мачты и реи, ставил паруса, тянул канаты. Но адмирал Сенявин ходатайствовал за него, опытного и умелого мореплавателя. Летом 1778 года Савве Фаддеевичу вернули чин мичмана, в январе 1782-го — чин лейтенанта [28].

Мордвинов зарекся пить горькую на людях. Однако все же пил: один, запершись в каюте, горюя о загубленной карьере. При шторме, когда всякое лечение от него корабельным служителям дозволялось, он пропускал два-три стаканчика вполне официально, чтобы переносить болтанку достойно, как то подобает офицеру с восемнадцатилетним морским стажем.

Аржановой лейтенант симпатизировал, но не смел проявлять своих симпатий в кают-компании. Сам он считал себя неудачником и думал, что никому не может быть интересен, тем более — красивой молодой женщине, по непонятной ему причине попавшей на «Хотин». В нужное ей время она покинет военный парусник. Больше они никогда не увидятся. Но сегодня, хлебнув чуть-чуть для храбрости своего лекарства, он пришел к ней в гости под благовидным предлогом, с приличествующим случаю подарком и мог быть с вдовой подполковника наедине, любуясь ее божественной внешностью и беседуя о разных разностях.