Боги не дремлют - Сергей Шхиян Страница 40

Куда она собралась, я понял только тогда, когда силой остановил ее в дверях.

— Матильда, что с тобой, ты куда собралась? — спросил я, затворяя дверь.

— Пусти! Ты мне мешаешь! — с неожиданной злостью заявила она, пытаясь оттолкнуть меня с дороги.

— Голой ты отсюда не выйдешь! — твердо сказал я. — Надевай мундир и иди куда хочешь!

— Но как же ты не понимаешь, — бормотала она пытаясь силой прорваться к двери. — Мне обязательно нужно выйти, он меня зовет!

— Нет!

— Лучше пусти, а хуже будет! Ты не можешь меня не пустить! Будь ты проклят! — неожиданно завизжала она. — Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!

Я больше ничего ей не говорил, это оказалось совершенно бесполезно. Матильда постепенно впадала в ярость: глаза налились кровью и в уголках губ появились пузырьки слюны. Прошлось внимательно за ней наблюдать, чтобы она не смогла вцепиться ногтями мне в лицо. А дело, похоже, шло именно к этому. Картина получалась сюрреалистическая: я стоял в дверях, как голкипер, а обнаженная женщина металась по предбаннику, пытаясь прорваться наружу.

Наконец она бросилась в атаку и умудрилась-таки ногтями поцарапать мне щеку. Пришлось зажать ее так, чтобы она не смогла драться. Однако Матильда не сдалась и рвалась, как только могла, и у нее это неплохо получалось. Временами мне казалось, что я не смогу с ней справиться. Наконец она все-таки обессилила и сразу переменила тактику. Теперь это была сама кротость и нежность:

— Алексеюшка, я тебя умоляю, пусти меня, мне так нужно выйти! Неужели ты такой жестокий?! Всего одна минутка и я вернусь! Потом я все для тебя сделаю! Пусти, ну, что тебе стоит? Для меня это так важно! — ворковала она, заглядывая в глаза и прижимаясь всем телом.

Скоро мне все это так надоело, что я почти согласился выпустить ее наружу. На дворе было градуса три-четыре выше нуля, шел дождь со снегом, и мне показалось, что холод Матильду вразумит быстрее, чем мои уговоры. Не вязать же было ее по рукам и ногам!

— Хорошо, — сказал я, — мы выйдем, только вместе и я буду держать тебя за руку. Согласна?

— Милый, делай что хочешь, только пойдем скорее, он на меня уже сердится!

Бедную женщину била дрожь, глаза остекленели, и выглядела она помешанной. Я открыл дверь и, не давая вырваться, спиной вперед вышел наружу. Матильда попыталась воспользоваться моментом, бросилась в образовавшуюся щель, но я был начеку и не дал ей убежать.

— Не нужно, спешить, — попросил я, — крепко взяв ее за руку. — Идем, только медленно. Тебе не холодно?

Француженка не ответила, дернулась, пытаясь вырваться, не смогла и потащила меня за собой через двор, причем так целеустремленно, будто внутри у нее был компас. Ни ледяной холодной грязи под ногами, ни пронизывающего ветра она, словно, не замечала. Так мы пересекли двор и направились к противоположному дальнему углу усадьбы. Здесь я еще не был, хозяйственные постройки располагались вблизи бани, а тут было что-то вроде огорода.

Ноги глубоко проваливались в перекопанную раскисшую землю, но Матильда этого не чувствовала, тянула меня за собой. Несколько раз она спотыкалась и падала, так что вся перепачкалась. Я даже перестал замечать ее наготу. Наконец мы выбрались из пахоты и добрались до изгороди. Только вблизи я заметил, что в ней есть узкий проход, сквозь который мог пройти только один человек. Матильда словно ждала увидеть эту щель, внезапно рванулась с такой силой, что я выпустил ее руку.

Не будь я готов к чему-то подобному, непременное ее бы упустил, но в тот момент успел сгруппироваться, бросился вперед и в последний момент сделал ей подножку. Женщина покатилась по земле, а я, подскочив к забору и загородив собой лаз, посмотрел, что там такое. То, что, находилось в ней, когда-то было людьми, а теперь зловонными лохмотьями. Я успел разглядеть только французскую форму и казачью бурку. На меня пахнуло трупным смрадом, а зрелище оказалось таким ужасным, что я невольно закрыл глаза и отпрянул.

Прямо за проходом оказалась глубокая яма, уже частично заполненная дождевой водой. Это была типичная ловушка, волчья яма, с острыми металлическими штырями, торчащими прямо из воды. От изгороди над ней перебросили мостик, который доходил только до середины.

— Пусти, будь ты проклят! — закричала Матильда и бросилась на меня, как тигрица.

Грязная, растрепанная, с окровавленными руками, моя страстная подруга, теперь напоминала фурию, богиню мщения. Она, старалась попасть мне в глаза ногтями, скалила зубы, визжала от ненависти. Я растерялся, не зная что предпринять. Казалось, что удержать ее от самоубийства уже невозможно. И тогда я не придумал ничего лучшего, как ударить ее в солнечное сплетение. Только тогда Матильда сникла и опустилась на землю, ловя раскрытым ртом воздух. Пока она не пришла в себя, я схватил ее под колени, поднял, перекинул через плечо и побежал к бане. Она больше не сопротивлялась. Только когда я положил ее на лавку в предбаннике, прошептала с настоящим отчаяньем:

— Если бы ты знал, что наделал!

Говорить с ней в тот момент было бесполезно. Да, я не чувствовал себя готовым к долгим прочувственным беседам. Перед глазами стояло страшное зрелище, а желудок сжимался в рвотных позывах.

Матильда постепенно приходила в себя, но продолжала смотреть бессмысленными глазами. Я не знал, что с ней дальше делать. В бане не было ничего подходящего, чем ее можно связать. Оставлять же ее одну, без присмотра я просто не решался. Оставалось одно, нести ее в таком виде в дом, и там запереть.

Пока я думал, как поступить, Матильда неожиданно села на лавке и с испугом посмотрела на меня. Потом увидела свои исцарапанные руки, грязь на теле, вскочила на ноги и закричала:

— Что ты со мной сделал?

— Кажется, спас тебе жизнь, — ответил я. — Ты помнишь, что с тобой случилось?

— Ты меня бил? — не слушая, спросила она.

— Бил, — признался я. — Как ты себя чувствуешь?

— И ты еще спрашиваешь?! Посему я вся в грязи?

— Я тебя просил не пить вино? Ты не послушалась, вот теперь и пожинай плоды! В нем была отрава, ты временно сошла с ума и едва не погибла!

Матильда недоуменно осмотрелась и спросила:

— А почему я голая?

— Разделась, чтобы пойти к возлюбленному, — с облегчением ответил я. Кажется, дурман у нее выветрился, но я все равно был настороже.

— Ты можешь толком объяснить, что случилось? — жалобно попросила она. — Я совершенно ничего не понимаю!

Я коротко рассказал о ее недавних «глюках» и подвигах, показал свое расцарапанное лицо. Под конец рассказа, сделал вывод:

— В вине, скорее всего, было наркотическое вещество, тебе стало казаться, что здесь какой-то необыкновенный мужчина, за которым ты рвалась пойти куда угодно. В конце двора для таких как мы с тобой дорогих гостей специально приготовлена яма-ловушка. Мне показалось, что там не меньше десятка трупов, — добавил я.