Защитник - Конн Иггульден Страница 40

Царь Македонии миновал внешние ворота лагеря поздним утром. Солнце уже клонилось к холмам, когда его вызвали к персидскому военачальнику. Одно это уже было признаком неодобрения, по крайней мере, он так решил.

В командной палатке Александр с удивлением обнаружил всех троих своих сопровождающих. Мардоний также пригласил первого помощника – Артабаза, командира «бессмертных» Гидарнеса (его Александр не встречал никогда прежде) и начальника конницы Масистия.

На их прошлой встрече Артабаз выглядел дружелюбным, хотя Александр не мог сказать, была ли их беседа действительно непринужденной, а смех неподдельным, или за всем стояла персидская вежливость. Невысокий толстяк Артабаз резко отличался и от Мардония, и от двух других военачальников, мужчин высоких, худых, с исполосованными темными шрамами лицами.

И Гидарнес, и Масистий наградили македонского царя холодным взглядом. Спрашивать, дошли ли до них новости из Афин, он не стал.

– Будь моим гостем, – встретил царя Мардоний. – Посиди со мной и поешь.

Приглашение повторил переводчик, который остался стоять у стола. Александр кивнул в знак благодарности и, стараясь не выдать беспокойства, опустился на скамейку, которая качнулась под ним. Мягкую землю покрывала циновка. Чтобы сидеть устойчиво, приходилось постоянно напрягать одну ногу. Остальные заняли места напротив, и лишь переводчик остался стоять, нависая над столом как некое украшение. Александра насторожило их расположение. Впечатление было такое, будто они выбрали другую сторону или собрались кого-то судить.

Слуги принесли угощения на маленьких блюдах. Александр узнал инжир и зелень шпината, а также пряного зайца и козленка. Он ждал, слушая молитвы на языке, которого не понимал. Они не были переведены на греческий, возможно из уважения к священному.

Впервые за год или больше Александр задумался, не отдал ли он слишком много ради золота и мира.

Нет. Он видел сожженные дома и разрушенные стены Афин. Такова была цена неповиновения этим людям. Первый долг царя – защитить свой народ от наводнения, пожара и персов.

Александр опустил голову, когда молитва закончилась. Затем они поели, в основном молча. Артабаз рассказал что-то забавное о козе. Мардоний рассмеялся, но другие даже не улыбнулись. Они ели без видимого удовольствия, как будто выполняли обыденную работу.

Вытерли губы, выпили вино. Те же самые слуги собрали и унесли все, что напоминало о еде. Даже стол сложили и убрали, а один воин терпеливо ждал, пока Александр не поймет, что от него требуется, и не встанет. Скамейку, на которой он сидел, забрали и тоже унесли. Столкнувшись в одиночку лицом к лицу с персами, Александр вдруг почувствовал себя уязвимым. Ему пришлось напомнить себе, что он надежный союзник и его жизнь защищена их честью.

– Я благодарен тебе, Александр, – сказал Мардоний. – Понимаю, как, должно быть, неприятно было тебе делать предложение афинянам. Наш друг рассказал, с каким презрением они отнеслись к миру, который могли бы иметь.

Переводчик был опытный и отставал от говорящего всего лишь на мгновение, так что Александр понимал перса практически сразу. Мардоний заметил, как македонец осторожно кивнул в ответ, и махнул рукой, будто это не имело никакого значения.

– Ты не несешь никакой ответственности за них. Уверяю тебя. И не будем больше об этом.

– Я пытался их убедить. Но не смог. – В голосе Александра прозвучала нотка обиды и боли.

Мардоний протянул руку и почти по-отечески похлопал его по плечу.

– Есть люди, которые не могут измениться, – сказал он. – И не изменятся. Даже если сжечь их дом дотла.

Артабаз рассмеялся и добавил еще кое-что такое, что переводчик не стал повторять на греческом. Похоже, реплики персидских военачальников не предназначались для людей вне их круга, и это разделение напомнило Александру, что он здесь чужак. И пусть он носил царскую брошь на плече, они все равно не считали его равным себе.

– Позволь вопрос. Если ты понимал, что они не примут твое предложение, почему послал меня? Чтобы я испытал унижение? Зачем вообще спрашивать?

Мардоний с интересом посмотрел на царя, когда переводчик произнес его слова на придворном персидском. Он поднял руку, и в палатку вошли двое слуг с новыми кубками и кувшином вина, казавшегося в полумраке темным, как кровь. Не успел Александр подумать об этом, как зажглись лампы, и в самые глубокие уголки помещения проник свет.

– В этой стране, – тихо сказал Мардоний, – я говорю от имени царя Ксеркса, вечная слава его имени и роду. Только в этом году я голос трона Персии, и это значит нечто большее, чем просто командование великим войском. Не знаю, сможешь ли ты понять. Вот Артабаз не верит грекам, всегда готовым на хитрость.

Артабаз фыркнул и прищурился, протягивая чашу, чтобы ее наполнили.

– Он думает, – улыбнулся Мардоний, – что они уважают только удар копьем или дубинку, проламывающую череп, а все остальное – просто ветер.

– Но я македонец, – несколько натянуто сказал Александр.

Артабаз пробормотал что-то, и уголки рта Мардония заметно дрогнули. Переводчик промолчал. Александр уже начал ненавидеть малорослого выродка.

– Конечно! – ответил Мардоний. – Приношу свои извинения.

Уверению не хватало искренности. И сам Мардоний, и его соотечественники не видели разницы между народами запада.

«Считают ли они мидийцев или лидийцев равными себе, то есть персам?» – подумал Александр, но вопрос этот решил оставить при себе.

Людям редко нравится, когда разоблачают их собственное лицемерие.

– Однако моя точка зрения предельно ясна, – продолжил Мардоний. – Если человек теряет свой дом из-за бури, то, конечно, он будет винить бурю. Но если буря первая скажет ему: «Преклони предо мной колено, и я пройду мимо, я пощажу твою жену и детей»… – Мардоний подождал, пока переводчик догонит его. – Если человек тогда откажется и потеряет все, что у него есть, все, что он любит, – кого он может винить, если не себя? Буря сорвет все его хитрости и обманы. Понимаешь? Он поймет, что сам навлек на себя беду.

– А ты и есть буря, – пробормотал Александр.

Мардоний кивнул так быстро, как если бы понял что-то без перевода, а значит, хоть немного знал греческий. Персидский военачальник вырос в условиях жесткого соперничества и стал правой рукой царя. Об этом не стоило забывать.

– Конечно, мы и есть буря. И возможно, его дом так и останется разрушенным навсегда. Но как поступит следующий, которого мы встретим? Когда я скажу ему: «Преклони колено», возможно, он так и сделает, чтобы пощадить всех, кого любит. Думаю, ты понимаешь.

Александр подумал о том, что видел, о гордости афинян и, в сравнении с ней, о своей собственной гордости. Воспоминание горечью застряло в горле. Он променял греческую честь на то, чтобы стоять в этой палатке как доверенный человек персов. Александр перевел взгляд с Артабаза, который наблюдал за происходящим с усмешкой в глазах, на Гидарнеса и Масистия, мужчин смуглых и явно враждебных светловолосому царю Македонии.