Языческий лорд - Бернард Корнуэлл Страница 4

И они забрали Сигунн.

Мою женщину. Не жену. После смерти Гизелы я не взял новую супругу, хотя любовницы у меня имелись. Этельфлэд была моей любовницей. Этельфлэд была женой другого и дочерью покойного короля Альфреда, и мы не могли создать семью. Вместо нее со мной жила Сигунн, и Этельфлэд это знала.

– Не будь Сигунн, – сказала она мне однажды, – ты взял бы другую.

– А возможно, дюжину других.

– Не исключено.

Я захватил Сигунн в Бемфлеоте. Она была из данов – стройная, белокожая красавица-данка. Она рыдала по убитому мужу, когда ее вытащили из канавы, по которой струилась кровь. С тех пор мы прожили вместе без малого десять лет. Сигунн оказывали почет и осыпали ее золотом. Она была хозяйкой моего дома и вот теперь пропала. Ее увез Кнут Ранулфсон, Кнут Длинный Меч.

– Это случилось три утра назад, – сообщил Осферт.

Осферт – бастард короля Альфреда. Родитель хотел сделать из него священника, но парень, хоть и обладал лицом и складом ума клирика, предпочел стать воином. Осферт был осторожен, сдержан, умен, надежен и редко выходил из себя. Он напоминал своего отца, и чем старше становился, тем больше усиливалось сходство.

– Значит, в воскресенье утром, – уныло заметил я.

– Господин, все были в церкви, – пояснил Осферт.

– Кроме Сигунн.

– Она не христианка, господин, – сказал он с упреком в голосе.

Финан, мой товарищ и человек, кому я поручал командовать войсками на время своего отсутствия, увел двадцать воинов на усиление свиты Этельфлэд, объезжавшей Мерсию. Она осматривала бурги, обороняющие Мерсию от данов, и наверняка молилась в церквях по дороге. Ее муж Этельред неохотно покидал убежище в Глевекестре, поэтому Этельфлэд выполняла его обязанности. У нее имелись свои воины, но я все-таки опасался за дочь Альфреда: угроза исходила не со стороны мерсийцев, обожавших госпожу, но от окружения ее супруга. Поэтому я настоял, чтобы она взяла Финана и двадцать человек. В отсутствие ирландца за оборону Фагранфорды отвечал Осферт. У него осталось шесть воинов для охраны дома, амбаров, конюшни и мельницы, и этих шести должно было хватить за глаза, потому как мое имение лежало вдалеке от земель, где правят даны.

– Господин, я виноват, – сказал Осферт.

– Шестерых было достаточно, – пробормотал я.

И все шестеро мертвы, как и Херрик, мой увечный управляющий, и еще трое слуг. Увели сорок или пятьдесят лошадей, дом сожгли. Стены частично стояли, ощерясь обгорелыми бревнами, но центральная часть здания превратилась в кучу дымящегося пепла. Даны нагрянули стремительно, взломали дверь, зарезали Херрика и всех, кто пытался сопротивляться, потом забрали Сигунн и ушли.

– Они знали, что вы все уйдете в церковь, – сказал я.

– Почему и пришли в воскресенье, – закончил мысль Ситрик, еще один из моих подручных.

– И знали, что ты не будешь на службе, – добавил Осферт.

– Сколько их было? – спросил я.

– Сорок или пятьдесят, – терпеливо ответил он.

Я задавал ему этот вопрос раз в десятый. Даны не стали бы предпринимать такой набег забавы ради. Близ их земель найдется достаточно саксонских поместий, но эти парни рискнули забраться вглубь Мерсии. Ради Сигунн? Для них она никто.

– Господин, враги приходили убить тебя, – произнес Осферт.

Но даны наверняка наперед разведали местность, переговорили с путниками и знали, что я постоянно держу при себе по меньшей мере двадцать воинов. Я предпочел не брать эти два десятка в Тофкестер, собираясь наказать того, кто раньше был моим наследником, потому что воину не требуется столько помощников, чтобы разобраться с кучкой попов. Мне в качестве спутников вполне хватило сына и мальчишки. Однако даны не могли ведать, что я буду в Тофкестере, – я сам не собирался туда, пока не услышал новость, что мой проклятый отпрыск решил заделаться христианским колдуном. И все же, вопреки опасности наткнуться на моих людей, Кнут Ранулфсон повел своих в долгий, бесцельный набег. Да, численный перевес в случае встречи оказался бы на его стороне, но Кнут потерял бы больше воинов, чем мог себе позволить. Длинный Меч – человек расчетливый, не склонный к опрометчивым поступкам. Полная бессмыслица.

– Ты уверен, что это был Кнут Ранулфсон? – спросил я у Осферта.

– Господин, у них было его знамя.

– Секира и перерубленный крест?

– Да, господин.

– А где отец Катберт?

У меня есть священники. Я не христианин, но хватка распятого Бога такова, что большинство моих воинов крещены. В те дни моим священником был Катберт. Мне он нравился – сын каменщика, долговязый и нескладный, женат на вольноотпущеннице со странным именем Мехраза. То была смуглая красотка, плененная в какой-то диковинной стране на юге. В Британию ее привез работорговец, умерший от моего меча, и вот теперь Мехраза выла и стенала, что ее муж исчез.

– Почему его не было в церкви? – спросил я Осферта. Тот только пожал плечами. Я продолжил желчно: – Брюхатил Мехразу?

– А разве когда бывает иначе? – В голосе Осферта снова прозвучало неодобрение.

– Тогда куда он делся?

– Может, они забрали его? – предположил Ситрик.

– Эти скорее убьют священника, чем возьмут в плен, – возразил я.

Я направился к сгоревшему дому. Люди ковырялись в пепле, растаскивая обугленные, дымящиеся бревна. Быть может, тело Катберта лежит под ними, черное и съежившееся.

– Расскажи, что ты видел, – снова обратился я к Осферту.

Тот терпеливо повторил. Он был в церкви Фагранфорды, когда услышал крики со стороны усадьбы, расположенной неподалеку. Осферт выбежал из церкви и увидел, как в летнее небо поднимается первый дымок, но к моменту, когда ему удалось собрать людей и оседлать лошадь, враги ушли. Он последовал за ними, сумел разглядеть и уверен, что видел Сигунн среди всадников, облаченных в черные кольчуги.

– Господин, на ней было белое платье. То самое, которое тебе нравится.

– Но отца Катберта ты не обнаружил?

– Он был в черном, как и большинство конников, поэтому я мог его не заметить. Близко нам подойти не удалось, даны мчались как ветер.

Среди золы обнаружились кости. Я миновал дверь старого дома, обозначенную обгоревшими столбами, и вдохнул запах горелой плоти. Отпихнув обугленную балку, заметил в пепле арфу. Почему она не сгорела? Струны ссохлись до черных стручков, но рама выглядела целой. Я поднял инструмент, и теплое дерево попросту раскрошилось у меня в руках.

– Что сталось с Осликом? – спросил я.

Ослик был арфистом, поэтом, распевавшим боевые песни.

– Его убили, господин, – сказал Осферт.

Мехраза завыла еще громче. Она смотрела на кости, которые выгребали из золы.

– Вели ей заткнуться! – рявкнул я.