По ту сторону жизни - Александр Чиненков Страница 4

Следователь старался изо всех сил вывести «врага народа» Мартынова на чистую воду. Цепкий и придирчивый, он проводил много времени наедине с угрюмым подследственным, не желавшим давать показания. Он использовал все уловки, чтобы ушедший в себя Антон заговорил: наседал, давил, убеждал, преподносил «доказательства», но подследственный выводил его из себя своим молчанием.

И тогда следователь пустил в ход последний и, по его мнению, беспроигрышный козырь.

— А сейчас я устрою тебе очную ставку с одним, очень значительным человеком, профессором медицины! — объявил он на последнем допросе, когда подследственного ввели в кабинет.

Тот и ухом не повёл, услышав это сообщение. Следователь крикнул в сторону двери:

— Заходите, товарищ Рахимов!

Его пристальные глаза уловили на лице подследственного выражение полной растерянности, когда Мавлюдов с каменным лицом вошёл в кабинет.

— Вы знаете друг друга? — спросил следователь, беря ручку и начиная писать протокол.

Как и следовало ожидать, подследственный проигнорировал его вопрос, а Мавлюдов с напущенной важностью ответил:

— Да, мне знакома эта личность. Перед нами бывший судебный пристав Кузьма Прохорович Малов, он же бывший офицер — каратель и сподвижник небезызвестного атамана Семёнова!

— При каких обстоятельствах вы познакомились и когда это было? — задал следующий вопрос следователь.

Подследственный промолчал, а вот Мавлюдов долго и красноречиво рассказывал свою версию знакомства и отношений с подследственным, не стесняясь перемешивать рассказ ложью и откровенным вымыслом.

Следователь, улыбаясь и кивая, заносил показания «товарища Рахимова» в протокол, а подследственный потемнел лицом, слушая всю эту околесицу, так искусно преподносимую Мавлюдовым как правду.

— Ну ты и скотина, — сказал он, глядя на Азата. — Если все большевики такие же лживые, как ты…

— Молчать! — рявкнул следователь, грохнув кулаком по столу. — Не смей оскорблять в моём кабинете уважаемого человека! Он за новую жизнь кровь проливал, а ты… Ты тоже проливал кровь, но только не свою, а борцов за дело революции!

Мавлюдов, не глядя в сторону Малова, полчаса поливал его грязью. А когда он замолчал, следователь поставил в протоколе жирную точку.

Товарищ Рахимов с высоко поднятой головой покинул кабинет. Следователь удовлетворённо вздохнул, видя, что подследственный сломлен, «изобличён» и не может больше играть в «молчанку». Он презрительно сощурил глаза:

— Всё, сегодня, как ты, наверное, заметил, я в твоём деле поставил точку. Ты изобличён во вредительстве и в других тягчайших преступлениях, совершённых в прошлом. А твоё молчание я расцениваю как попытку завести следствие в тупик! Но, к счастью, у тебя ничего не вышло!

Малов передёрнулся и побледнел. Он и на этот раз собирался ответить на вопрос следователя равнодушным молчанием, но злость на оговорившего его негодяя и отчаяние прорвались наружу.

— Пусть будет так! — сказал он. — Я действительно Кузьма Малов, судебный пристав и офицер охраны атамана Семёнова! А всё остальное, что изрыгал только что этот мерзавец, — беспросветная наглая ложь! Я не преступник и не троцкист. Я простой советский работяга, кузнец… Последнее время я жил счастливо и работал честно. Я даже в партию собирался вступить! И если бы…

— Нет, ты не честный и счастливый человек, а злобный законспирированный враг! — оборвал его на полуслове следователь. — Ты долго выжидал своего часа и совершил вредительство! Но тебя поймал и изобличил товарищ Рахимов! И теперь тебя будут судить! Может, хоть сейчас сознаешься во всём? Мы оба устали и…

Он не договорил и развёл руками. Глядя на него, Малов понял, что говори он хоть что и оправдывайся до хрипоты, всё равно услышан не будет. Он опустил голову и замолчал.

— Ладно, давай прощаться, — ухмыльнулся следователь, потягиваясь. — Встретимся через неделю, на предъявлении обвинения. Не знаю, как тебе, но мне в целом картина ясна. Таким, как ты, непримиримым и опасным врагам народа, нет места в нашей счастливой советской жизни! И я от всей души надеюсь, что ты понесёшь заслуженное суровое наказание за свои преступления!

* * *

Алсу не могла ни заговорить, ни пошевелиться. Всё тело затекло, и даже дышать было трудно.

В комнату вошёл Мавлюдов в белом халате и присел рядом с Алсу на корточки:

— Размазать бы тебя по полу, подстилка маловская, но… Я решил поступить иначе. Как — узнаешь позже. Теперь свою жизнь можешь считать адом, а шайтаном можешь считать меня!

На этот раз он не тронул её даже пальцем, но Алсу поняла, что в покое он её оставил ненадолго.

Через несколько минут в комнату вошли санитары. Женщину на носилках перенесли в машину и куда-то перевезли. Когда её выносили из машины, она успела разглядеть огромный кирпичный дом, и это зрелище ошеломило её.

Алсу принесли в подвал и оставили в мрачной комнате, освещенной тусклой лампочкой. Она, с трудом повернувшись на бок, осмотрелась, и…

— А тебя за что сюда упекли, несчастная? — услышала она прозвучавший в тишине и полумраке вопрос и вздрогнула.

Алсу жалобно всхлипнула.

— Где я? — простонала она сквозь рыдания. — Меня привезли в тюрьму? Я в камере?

— Если бы, — вздохнула женщина, которая лежала на кровати у противоположной стены. — Я бы всё отдала, чтобы оказаться сейчас не здесь, а в тюремной камере.

— А здесь что за место? — спросила Алсу, содрогаясь от ужаса.

Скрипя пружинами, соседка тяжело присела на кровати, и Алсу закрыла глаза, увидев её.

— Что, испугалась? — спросила та, ухмыляясь. — Ты тоже такой же будешь через месяц или два. Но самая страшная беда в том, что ты больше никогда отсюда не выйдешь.

Вид незнакомки ужасал: она была безобразно толста, волосы паклей свисали с головы, лицо распухшее, отвисшие щёки. Она была похожа на падшую женщину, не выходящую из длительного запоя.

— Как долго ты здесь? — прошептала Алсу с замирающим сердцем, и женщина услышала её.

— Уже целую вечность, — ответила она, вздыхая. — Тут каждые сутки тянутся как год, и я… Я давно потеряла счёт времени.