Декабрист - Максим Войлошников Страница 39

Получив приказ, Орлов разгладил усы и сказал назначенным атаковать командирам первого и второго эскадронов полковникам Захаржевскому и Велио:

— Атаковать на таком небольшом расстоянии, по гололеду и без отпущенных ^[16] палашей — самоубийство. Но нам не привыкать. Под Аустерлицем не уцелел почти никто. Так выполним свой долг. — И громко приказал: — Первая шеренга! К атаке!

Эскадроны отделились от своих и выстроились к атаке.

Весь фас каре московцев взял прицел.

— Марш! Марш! — скомандовал Орлов. Конница без особого воодушевления пошла в атаку.

В этот момент перед строем московцев выбежал Михаил Бестужев и крикнул:

— Отставить! — Этим он предотвратил расстрел конногвардейцев.

Со стороны каре, однако, прозвучали разрозненные выстрелы, большей частью, правда, ушедшие в воздух или попавшие в кирасы, которые заставили всадников поворотить коней и отойти на прежнее место. При этом развернувшиеся кавалеристы прошли перед фронтом каре и могли быть уничтожены одним залпом, если бы пехотинцы этого захотели. На этом атака завершилась. Похоже, что гвардейцы не хотели сражаться друг с другом. Безуспешно повторив пару раз этот маневр, Орлов посчитал долг выполненным. В результате несколько человек все же были ранены, а у полковника Велио, командира второго эскадрона, раздроблена рука, которую пришлось отнять.

Между тем, отдав приказ Орлову атаковать, Николай Павлович подозвал полковника Геруа.

— Ну, Александр Константинович, зарабатывай генерал-адьютантство. Закопай мне моряков.

— Слушаюсь! — Поднятая к шляпе рука полковника слегка дрогнула, но лицо осталось спокойным. Геруа отъехал от скопища густых золотых эполет, проехал по Гороховой, выбрался к Исаакиевскому собору со стороны Крюкова канала. Здесь он спешился и подошел к забору, не обращая внимания на случайных прохожих. С этой стороны войск не было и забор моряками не охранялся. Полковник опустился на колено, приподнял камень, открыв выложенную мхом, собирающим влагу, выемку, в которой обнаружилось нечто, напоминающее спуск новейшего капсюльного пистолета, и уходящую в землю гуттаперчевую трубку, наполненную серым зернистым веществом.

— Господин полковник, что вы де… — молниеносно развернувшись направо, Геруа увидел моряка из 27-го флотского экипажа, вероятно, решившего присоединиться к гвардейцам. Рука полковника нырнула под фалду мундира и появилась, сжимая кортик. Моряк схватился за свой, но удар начальника саперов был стремителен как укус змеи. Со стоном моряк повалился на снег, заливая его кровью. Геруа развернулся к таинственному механизму, взвел курок и спустил. Сверкнул огонек, раздался слабый щелчок, и гуттаперчевый шнур занялся шипящим пламенем, стремительно ушедшим в глубь земли.

Пока какие-то прохожие бросились на помощь раненому моряку, полковник подошел к своему коню, сел в седло и уехал прочь.

Петр Ломоносов появился на Сенатской площади как раз в ту минуту, когда сюда подошла гренадерская рота Сутгофа. Евгения Оболенского, принявшего на себя главенство, он нашел одновременно с артиллерийским штабс-капитаном Иваном Пущиным. Артиллерист, торопясь, доложил, что Сенат пуст, сенаторы уже принесли присягу Николаю и разъехались. Сторонников Константина, включая членов Государственного совета Лопухина и Мордвинова, вероятно, не предупредили о собрании, и они также отсутствуют. Оболенский пожал плечами и ответил, что его более беспокоит отсутствие Трубецкого.

— Приедет Милорадович, нас поведет! — уверенно заявил Пущин, на что Оболенский задумчиво покачал головой.

Ломоносов видел, как построился против них, сверкая кирасами, Конный полк; как был поставлен между порядками конницы батальон Ивана Шипова, как по Галерной выдвинулся Павловский полк, а на углу, возле лобановского дома, выстроились ряды измайловцев, недоступные огню Гвардейского экипажа. Он понимал, что риск проигрыша возрастает с каждой минутой. Между делом Ломоносов сходил к конногвардейцам и перебросился с ними несколькими словами, из которых стало ясно, что они не в восторге от перспектив междуусобной бойни. Об этом он сказал Оболенскому, братьям Бестужевым и Щепину-Ростовскому. В этот момент показался генерал Милорадович. Он скакал к войскам в сиянии своей славы, и вдруг в тот момент, когда собрался приветствовать их, вздрогнул, осел в седле, с его лица стерлись краски жизни, и он нелепо съехал на землю. Тысячные отряды людей вздрогнули в едином порыве.

Петру отчетливо становилось ясно, кто контролирует ситуацию. Потом показались бегущие гренадеры и растерявшийся Панов. Взятие Зимнего дворца не удалось. Панов оправдывался большими потерями, но налицо была нехватка не более полусотни людей.

— Надо выводить людей с площади, — сказал Ломоносов Оболенскому.

— Один батальон в Исаакии удержит позицию, а остальным тут делать нечего. Рано или поздно заряды к орудиям доставят и нам конец.

— Хорошо, возьмите гренадер и стройте к атаке: выйдем мимо Крюкова канала.

Майор отправился через площадь к Панову.

— Стройтесь в колонну, пойдем мимо Исаакия.

Однако едва они перестроились, как началась атака кавалергардов на московцев, повторявшаяся несколько раз. Гренадеры хотели оказать помощь, но едва сдвинулись, как конные пионеры толкнули павловцев вперед, и войска едва не сошлись в рукопашной. А затем…