Ассасин - Симона Вилар Страница 39

Между двух палаток какие-то сторожа спросили его с сильным итальянским акцентом:

– Что там за шум в лагере храмовников?

Он же ответил на лингва-франка, какой понимали все крестоносцы: откуда, дескать, ему знать? Он просто ходил облегчить живот – дыни от этих сарацинских подхалимов ему пузо распирали. Причем в голосе его был слышен резкий немецкий выговор, ибо при тусклом свете ползущего по небу тонкого месяца он различил неподалеку белый с черным орлом австрийский флаг. Мартин даже на глазах у обходчиков-итальянцев улегся под бок какому-то похрапывающему воину, якобы намереваясь и дальше спать, чтобы те не заподозрили в нем чужака. Но когда они прошли далее, встать оказалось непросто: стеганая штанина под кольчужным чулком вся пропиталась кровью, и Мартин чуть не вскрикнул, когда поднимался.

Брошенный Шампером нож пронзил звенья плетения и вошел едва ли не до кости. Тогда, в проеме окна, Мартин почти машинально вырвал его перед тем, как совершить прыжок. Да и потом, в пылу горячки и встречи с Джоанной словно забыл о ранении. Но Шампер метал клинок отменно, сильно, сейчас он это понимал. И если стальная сетка кольчуги хорошо спасала от режущих ударов в бою, то острие ножа прошло насквозь, разбив сцепленные кольца и прорвав стеганые штаны. Как же его ненавидел этот тамплиер, если вложил в бросок такую силу!

Да и Мартин ненавидел этого тамплиера. И теперь думал, что надо было дать ему упасть со стены, когда тот висел, извиваясь над бездной. Но Джоанна закричала:

«Это же мой брат!», и он бросился спасать маршала.

Глупость несусветная! Они оба с Джоанной еще пожалеют о порыве своего великодушия, когда де Шампер опомнится. Этот волк, идя за добычей, никого не щадит. Но посмеет ли он обвинить в пособничестве родную сестру?

Мартин оглянулся. Теперь шум у башен ордена как будто стал стихать, но он видел, как горящие факелы то там, то тут мелькают на территории лагеря, как вереницы огней движутся вокруг стоянки крестоносцев, где расставлены часовые. По их мельтешению он догадался, что его ищут, что, скорее всего, храмовники решили, что беглец постарается покинуть стан войска.

Он и собирался это сделать, но сперва ему нужно было вернуться к шатру короля Гвидо, где его ждет Эйрик. Смогут ли они бежать? Мартин от души надеялся, что храмовники даже мысли не допустят, что он осмелится вернуться в стан иерусалимского короля, где его знают и могут схватить. Но именно туда он и пробирался, таясь под сенью палаток, время от времени примыкая к группам спавших крестоносцев, вглядываясь во мрак, следя за отсветами огней преследователей.

Тамплиеры окружили стан крестоносцев в Арсуфе и скоро начнут его прочесывать. Этим они только вызовут раздражение отдыхавших после боя воинов. Крестоносцы наверняка будут возмущаться, расспрашивать, какого дьявола их тревожат в ночи, а значит, задержат храмовников. И у него пока есть надежда добраться до стана Гвидо, находившегося на побережье за руинами севернее Арсуфа.

Рана в ноге тревожила Мартина все сильнее, он терял много крови, голова уже слегка кружилась. Но он продолжал упорно и тихо двигаться. Уж прокрадываться он умел, выучка ассасинов ему сейчас очень пригодилась. Неслышный, как тень. Учителя в крепостях Старца Горы Синана так и называли его – Тень, уверяя, что тайно красться он обучился лучше других учеников.

Если бы еще не его рана! Мартин опять лег прямо на землю у какого-то шатра, когда мимо прошли охранники, патрулирующие стан воинства. Со своего места он видел совсем неподалеку стены большого зала, где недавно познал свою самую большую гордость и величайший позор.

Король Ричард… Какие у него глаза! Как свято он верит в свое дело! Король готов принять и возвысить всякого, кто так же, как и он, бьется за Святую землю!

А, к дьяволу! Об этом ли сейчас думать! Мартин стал подниматься, опираясь на здоровую ногу, пошел, волоча за собой отяжелевшую от крови раненую.

Пробираясь мимо навесов ордена Госпиталя, Мартин осторожно снял с веревок один из сушившихся бинтов и обмотал им себе голову и лицо. Следовало бы позаботиться и о ноге, но это подождет. Главное, что теперь, когда он обмотан почти до глаз, его никто не узнает, тем более что на нем нет котты с гербом его господина, короля Иерусалимского.

Стан пуленов и пуатевенцев короля Гвидо уже был близко, у самого берега. Мартин с наслаждением вдохнул влажный морской воздух, но расслабляться пока было рано, хотя сам лагерь Лузиньяна выглядел спокойным. Везде – у шатров, под телегами обоза, прямо на берегу – спали утомленные люди, притихшими выглядели и палатки, где отдыхали в этот час рыцари. Даже страж лагеря, казалось, дремал: облокотившись на длинное копье, он чуть покачивался на блеклом фоне моря, голова в островерхом шлеме склонилась.

Возле шатра Гвидо горел факел в стойке, чуть в стороне, у коновязи, слышалось пофыркивание лошадей. Мартин, едва дыша, пробрался к ним и едва не застонал от облегчения, усмотрев в темноте знакомую рослую фигуру в округлом шлеме, облокотившуюся о перекладину коновязи.

Когда Мартин неслышно возник из темноты, рыжий даже шарахнулся, увидев перед собой тень воина в кольчуге и с повязкой на лице.

– Эйрик…

Но тут силы его будто иссякли и он стал падать.

Приятель успел его подхватить.

– Священная кровь Тора! Малыш, я думал, ты уже все… Уже и не надеялся. Но, зная тебя, я так, по уговору только… Ох, Гвидо тут так орал! Сейчас он в шатре, напился с горя после того, как Конрад высказал ему, что он олух, раз снова доверился Арно де Бетсану. Как же они ругались! Я под телегой сидел, старался и носа не показывать. И молил всех богов, чтобы тебе удалось…

– Эйрик, ну помолчи! Нам надо поспешить. За мной охотятся тамплиеры.

Эйрик подтащил его к лошадям, но потом, вглядываясь в темноте в цеплявшегося в коня приятеля, неожиданно сказал:

– А ведь ты не выдержишь скачку.

– Выдержу. Мне жить хочется.

Но забраться на лошадь у него все-таки не получилось.

И Эйрик резко развернул его к себе.

– Слушай, малыш… В общем, гиблая это затея. К тому же патрули вокруг разъезжают. Знаешь, когда тут все угомонились, я раздобыл у генуэзцев одну из лодок. Сейчас море – лучший для нас путь, чем побережье.

Мартин даже всхлипнул. Лодка! Вот это удача! Как же он любил этого славного язычника!..

Небольшое суденышко было привязано у самого берега за веревку, туго обмотанную вокруг одного из прибрежных валунов. Когда они забрались в нее, Мартин обессиленно упал на днище. В правом бедре пульсировала боль, кровь хлестала из него, как из резаной свиньи, но с этим пока ничего нельзя было поделать.

– Дай мне весло, – сказал он, поднимаясь.

Но Эйрик толкнул его вниз.

– Лежи уж!

Надежно смазанные уключины не скрипели, когда он стал плыть под обрывами побережья, постепенно удаляясь от лагеря в Арсуфе.