Нас позвали высокие широты - Владислав Корякин Страница 39

Определенно работами 1962 года удалось привлечь внимание к необычной ситуации на Северной Земле, суть которой заключалась в совокупности незначительных изменений противоположного характера здешних ледников, определивших в сумме эволюцию оледенения, близкое к среднему значению, что отличает его от других архипелагов. Этот вывод не устраивал большинство наших коллег, с их взглядами на повсеместное сокращение оледенения. Реальность оказалась сложнее, как мы это обнаружили еще в 1962 году. Спустя десять лет по космоснимкам «Ландсат», отснятыми в 1973 году, возникла возможность сопоставления: совпадение с предшествующими оценками, которое оказалось в тех же пределах — плюс–минус 20 квадратных километров или 0,1 % от общей площади оледенения архипелага и возможной личной ошибки! То же повторилось и для ледника Вавилова. Правда, мы не договорились по поводу ситуации на острове Большевик, засыпанном свежевыпавшим снегом, где мой оппонент обнаружил сокращение оледенения порядка 400 квадратных километров, принятых моими оппонентами на веру. В то время было известно о единственном достоверном исключении — сокращении размеров ледниковой шапки на острове Пионер. С учетом этого в «Атласе снежно–ледовых ресурсов мира» последовал вывод: «Остальные ледники в 1931–1973 годах находились в стационарном состоянии», далее если из–за качества изображения авторы не пришли к единому мнению по поводу происходящего на острове Большевик.

Однако вернемся к нашим работодателям, которые, судя по всему, не собирались всерьез связываться с Арктикой. Соответственно, они стремились подать природную часть, за которую мы отвечали. Пришлось нам упереться, но свою позицию мы все же отстояли. Возможно, на нас имели какие–то виды на будущее, но мы повторяли: сделаем свое и уходим. При нас нашу часть зашили в обширный том, не показав заголовка проекта или технического задания, со словами: «А это, ребята, вам знать не надо…» Я бы сказал, что расставались с нами сочувственно (по крайней мере рядовой состав), удивляясь нашему отказу от повышенного оклада, продуктовых наборов, каких–то отпускных благ советской поры, но для полярников- полевиков свобода выбора оказалась дороже.

Конечно, занятия наукой у рядовых исполнителей способны вызвать множество разнообразных эмоций. Лично для меня как исследователя на первом месте вопрос «Интересно или неинтересно?» Говорю это не для назидания, а только поясняю свои мотивы. Я далек от мысли, что наши оппоненты руководствовались желанием осадить зарвавшихся конкурентов или «уконтрапупить» нас иным образом, как это порой случается в науке. Все же лучше было попытаться найти общий язык в поисках истины, жертвуя второстепенным и сохраняя главное, к чему были все основания. Правы те, кто утверждают, что в науке надо жить долго, если хочешь убедиться в собственной правоте. Но это уже как кому повезет, хотя, на взгляд автора, важнее иметь (разумеется, помимо интеллекта) еще терпение и крепкие нервы, которых так часто не хватает. А также желание понять друг друга… Если актуальность ситуации, обнаруженной нами на далеком арктическом архипелаге, сохранялась столь долгое время, значит, мы рисковали не даром.

Важнее, что мы сохранили ценную природную информацию, которая исчезла бы наряду с другой в одном из бесчисленных почтовых ящиков советской поры из–за пресловутой сверхсекретности, цену которой мы в полной мере оценили еще на Новой Земле. Наконец, использование карт предшественников явилось продолжением того, что я начал уже на Новой Земле, и на будущее оказалось весьма перспективным направлением. Правда, оказалось, что карты могут подсказать планирование полевой деятельности еще на стадии подготовки экспедиции, в чем нам предстояло убедиться скорее, чем мы ожидали.