Из Декабря в Антарктику - Виктор Джин Страница 38

И любая шахматная фигура не умирает, она не может быть съедена — только частично. Ведь на каких-то досках она продолжает жить! Это называется квантовым бессмертием.

Не доходит?

Вот представь, что ты король! Никаких шахов и матов, естественно, как и в жизни, в квантовых шахматах нет. Король должен быть сожран и точка. Убит.

И когда тебя съедают, вот как думаешь, ты осознаешь, что тебя съели? Нет, конечно! Ты ничего не помнишь, и кажется, что совсем ничего не произошло. А ты, между тем, уже на другой доске — продолжаешь игру, думая, что находишься там же, где всегда находился. Таким образом, король одновременно глуп и бессмертен.

Ах да, спрашивается, как победить в таких шахматах? Смысл не в том. И, вообще говоря, нет смысла. Не существует «победы» и подобных бесполезных понятий. Победа — это продукт ума, которому нравится играть в игры. Только уму нужна победа. Но ты — не ум. Забудь про ум. Нет никакого ума; и шахмат тоже.

Все зависит от воли: за кого ты себя принимаешь, с кем решаешь отождествиться. Каждую секунду ты делаешь этот выбор!

Конечно, можно утешать себя, причитая, что ты лишь конгломерат мяса и мыслей — хрупкий человечек, ни на что не влияющий. Ха! На, получай! Ты — пешка. Видишь на ход и ждешь, пока тебя кто-нибудь сдвинет.

И так далее.

Можно стать конем, офицером, королем — всем, кем только пожелаешь! Все ограничивается твоим воображением. Во что веришь — то и будет работать.

Еще бы.

Ведь ты и есть Он.

Все записанные сценарии.

Вселенная!

Ты — одновременно зеркало и изображение на нем. Только вдумайся!

Когда человек понимает это, свою истинную природу, он больше не боится мечтать. Становится игроком, за которым следует композиция.

Но игрок по-прежнему не свободен — у него есть стремление победить, он не готов сдаться. Вот когда игрок отбросит ожидания, опустошится, то выйдет за пределы доски. Станет зеркалом — чистым сознанием, безмятежным и тихим, как озеро Титикака.

Что же касается меня, друг мой, конечно, я все еще в игре. У меня же есть мечта. Я чувствую ее согревающее присутствие, прямо сейчас, каждой фиброй души. И ни за что не сдамся. Не отступлюсь от мечты.

— Ну что, теперь понял? — жую кусок хлеба.

Голубь моргнул.

Сидит на краю скамейки, собирая клювом последние крошки.

Подъезжает автобус. Беру рюкзак и иду на посадку.

Мне нравятся ночные автобусы, в них есть особая романтика. Особенно те из них, что ооочень дальнего следования, где пассажиры все время меняются: кто-то выходит, другой появляется, а ты — один из немногих, которые продолжают путь.

Вспоминается тот сорока двух часовой автобус, выехавший из Белена, города в устье Амазонки, который славится вкусным и свежим асаи.

Вечером, погрузившись в автобус, ты катишься по широкой улице вдоль манговых деревьев. Мимо проплывают невысокие дома с решетками на окнах до третьего этажа. Спелые манго изредка отрываются с веток. Когда фрукт ударяет в крышу автобуса, то, наверняка, оставляет вмятину. Вот настолько Белен опасен! Если не ограбят, так вдарит по макушке манго.

Затем ты чувствуешь холод. Бразильские автобусы подобны морозильной камере — надеваешь на себя всю одежду, что имеется, и залезаешь в спальный мешок. Только так можно выжить. Еще, что отлично помогает согреться в дороге — это мечта и горячий чай, но последний предательски быстро заканчивается.

Как и говорил, попутчики частенько меняются. Кто-то садится на соседнее сидение, и ты заводишь новое знакомство, но где-то на полпути прощаешься.

Затем, посреди ночи, снова кто-то подсаживается. Сонным взглядом в сумраке не разглядеть. Ну и ладно, пытаешься заснуть — холодно.

Вдруг чувствуешь теплое дуновение на лице. Этот кто-то тихонько дует на твои брови. Ты уже совсем не можешь спать и только притворяешься спящим. Затем нежное дыхание сменяется легким движение пальцев, трогающим двухдневную щетину.

Ты, черт возьми, возбуждаешься! Глотаешь слюну, которой нет — в горле сухость. Жаждешь продолжения, пожираемый любопытством.

И вот к твоим губам примыкают чьи-то губы, чужие и мягкие. И ты страстно целуешься, в темноте, толком не ведая с кем. Рука попутчика находит твой одеревеневший член. Голову дурманит. Тело трясет похлеще, чем колеса автобуса.

Испытываешь откровение в самой необыкновенной форме.

Но тут же на тебя нападает стая мыслей. Пытаешься их разогнать, но сомнения снова слетаются и клюют, как стервятники. Ум жаждет знать.

Твоя рука тянется в темноту, начиная исследовать. Находит волосы — длинные, прямые, пахнущие тапиокой и корой дерева лапачо. Затем трогаешь скулу, невероятно гладкое плечо. Обнаружив упругую грудь, ты радуешься. Часть тревог растворяется. Во всяком случае, не мужчина тебя целует, ведь тогда бы… ай, забудь. Мысли сменяют друг друга, и теперь ты говоришь себе: «лишь бы не слишком страшная». Хотя, в темноте, вот какая, блин, разница? Ты испытываешь чувственное переживание, разве не прекрасно? Эстетика тут совсем не к месту. Но ты забываешь о сейчас, думая о потом. Ведь ты все еще игрок, который волнуется за результат.

На утро попутчицы уже не было. На губах осталось легкое ментоловое послевкусие. Сконфуженный, ты высаживаешься в Рио-де-Жанейро.

Черт возьми, этот город оказывается еще опаснее Белена! Каким образом ты это узнаешь?

Когда тебя останавливают двое подростков и тычут металлическим дулом, а ты почему-то улыбаешься. А они от этого еще сильнее нервничают, теребят курок револьвера — мол, какого хрена этот гринго улыбается? Отдаешь им двадцатку реалов. И когда все заканчивается — вот тогда начинаешь задыхаться. Накатывает страх. Страх, что все могло кончиться, а ты так и не нашел то, к чему шел все эти годы.

Вместе с тем, улавливаешь что-то неясное, сладостный зов, будто напевают сирены. И покидаешь Рио с мыслями об Антарктике.

Движешься на юг, через Парагвай, автостопом по Аргентине. Дерешься в Патагонии с ветром, но даже он, неистовый безумец, не способен заглушить манящий аромат мечты — ты ни на секунду не сомневаешься!

Наконец, случайный грузовик выплевывает тебя в Пунта Аренас. «Конец мира» — гласит табличка на въезде, но ты знаешь, что это только начало.

Продолжаешь путь дальше, туда, где заканчивается всякая дорога и начинается лес.

Дикая местность, болото и покрытые сырым мхом стволы. Вдалеке, в нескольких днях пути, мыс Фроуард — самая южная точка континента.

Противно моросит дождь. Чавкает под ногами болотистая тундра. Скрюченные деревца выглядят немощными и больными. Под ступнями зеленоватая губка, мягкая и сырая. Идешь по чему-то разложившемуся и одновременно живому. Вокруг все гниет, и в этом гниении бурлит жизнь.