Черноморский набат - Владимир Шигин Страница 38

Именно в это время к Нассау-Зигену с боем прорвался неутомимый Поль Джонс. С собой контр-адмирал привел плавбатарею, два бомбардирских корабля и несколько дубель-шлюпок с галерами. Четыре наши передовые галеры в азарте схватки опрометчиво вырвались было вперед и тут же попали под сосредоточенный огонь. Но хуже было даже иное – неудачно сманеврировав, они заслонили собой турок от наших плавбатарей. На батареях матерились:

– Такие-разэтакие, куды ж они лезут!

Для удержания галер принц отправил бригадира Корсакова, который и восстановил порядок. На галерах опомнились и отошли в сторону, открывая директрису стрельбы. На батареях только того и ждали:

– Залп! Залп! Залп!

Теперь уже Поль-Джонс и Алексиано во главе своих отрядов сами атаковали. Бой был недолог, но жесток. Исход его решила меткость русских артиллеристов и лихой маневр, в результате которого бомбардирские корабли и дубель-шлюпки прорвали турецкую линию, поставив галеры султана в два огня. И вот, наконец, раздался оглушительный взрыв – это взлетела на воздух расстрелянная в упор турецкая шебека. Новый взрыв – и еще одно турецкое судно ушло на дно лимана. Невдалеке от берега тонул с отбитым днищем многопушечный киргилач.

И турки побежали. Напрасно мужественный Гассан-паша подавал пример храбрости: в одиночку на своем судне отбивался от наседавших на него русских галер. Напрасно поднял он над грот-мачтой зеленое знамя пророка. Напрасно он в бешенстве палил по бегущим с поля боя. Удирающих обуял животный страх, и повернуть их вспять было уже невозможно. Лишь под самыми очаковскими стенами смог Эски-Гассан собрать беглецов и навести среди своих галер хоть какой-то порядок.

Поль Джонс с Алексиано преследовали гребной турецкий флот, пока сами не попали под огонь крепостных пушек. К тому же мешал и противный ветер, а потому последние кабельтовы тащили суда уже казачьими лодками. Утлым галерам тягаться с каменными фортами тяжело, и Нассау-Зиген велел бить отбой.

– Слава Господу, басурманам воздали с лихвой! – радовался в Кинбурне Суворов, оглядывая в зрительную трубу убегавшие турецкие суда.

Многих своих солдат Суворов передал на флотилию.

– Сам гол как сокол остался! – говорил он. – Но как не отдать, когда и сам желал бы участвовать в драке абордажной!

На самом конце Кинбурнской косы Суворов еще зимой распорядился скрытно установить две батареи, да так, чтобы они держали под обстрелом весь вход в лиман. Потому работали больше ночами, чтоб под покровом темноты все осталось для турок незаметным.

– Пробьем брешь в златом мосту бегущих! – ободрял генерал-аншеф, объезжая на своей лошадке копавших песок солдат.

– А побегут ли? – засомневался было следовавший за ним адъютант Редлихейт, прозванный в армии Горацием.

– Побегут сердешные, – кивал головой Суворов. – Об этом, чаю, мореходцы наши позаботятся!

Приведя себя в порядок, русская флотилия заняла свою старую утреннюю позицию. Времени было всего одиннадцать часов пополудни. Неподалеку от берега тонул избитый турецкими ядрами фрегат «Иоанн Златоуст». Однако с него успели снять не только команду, но и пушки с запасом пороха. Несмотря на одержанную победу, было очевидно, что турки – противник серьезный и легких побед над ним ждать не приходится.

В конечном итоге, судьбу битвы 7 июня решила искусная стрельба русских канониров. Проба сил оказалась не в пользу турок. Капудан-паша потерял три судна, еще восемнадцать имели значительные повреждения. Много народа было перебито, тогда как с нашей стороны были убиты всего четверо и ранены тринадцать.

Едва смолкли последние залпы, как закончилось и былое единство российских флагманов. Нассау-Зиген вконец разругался с Полем Джонсом. Тон принца для американского корсара был совершенно не терпим.

– Мой род один из древнейших в Европе, и не морским разбойникам делать мне замечания! – заявил он, когда Джонс стал давать ему советы.

Гордый Поль Джонс, впрочем, в долгу не остался.

– Мальчишка! Все твои заслуги лишь в том, что ты наложил в штаны под Гибралтаром да бежал оттуда впереди собственного визга! Я ж держал одним судном в страхе половину Англии! – ударил он кулаком по столу.

Оба контр-адмирала расстались врагами… Тотчас последовал и первый донос на Поля Джонса, за ним другой, третий. Принц был злопамятен и оскорблений не прощал. Травлю исподволь американского корсара он уже начал. Потемкин, которому дрязги флагманов быстро надоели, говорил с досадой:

– Конечно, Джонс – приобретение для флота нашего важное, но зато сколько с ним хлопот!

– Да, ваше сиятельство! – поддакивал ему Осип де Рибас. – Но не будем делать скорых выводов. Время покажет, что нам важнее!

Ругаясь с начальниками, дружбу американский корсар водил с черноморскими казаками. Началось с того, что, будучи наслышан о них и раньше, Джонс приехал самолично поглядеть на «степных рыцарей», тех, что остались навеки верными России, а не бежали изменниками в Туретчину. Познакомившись, пил с атаманами жгучую горилку, а выпив, пели они, обнявшись, песни казачьи да пиратские. Сидор Белый – вождь буйных черноморцев, наливал до краев очередной штоф.

– Держи! – подавал его Джонсу.

Скосив глаз, шотландец разглядел в алкогольной мути перцовые стручки.

– Вот из зис? – поинтересовался он.

– Це закусь!

Выпили еще. Потом закусили и добавили. Затем атаманы, усы утерев, начали посвящать Джонса в казаки. Надели на него папаху, рубаху с воротом вышитым да широченные шаровары. После этого гулянье продолжилось с новой силой. Весь день гость и хозяева пили да плясали. Под вечер, вяло ворочая языком, Джонс побратался с войсковым судьей Головатым, подарил ему свой офицерский кортик, в ответ же был одарен кривой казачьей саблей. Затем расчувствовавшийся Головатый обнял своего новоприобретенного брата:

– Ванюша, поехали к туркам!

– Иес! – кивнул Ванюша. – Поехали!

В маленькой шлюпке, вдвоем, они отошли от берега и под покровом темной южной ночи взяли курс к месту якорной стоянки турецкого флота. Чтобы не скрипели уключины, их предварительно обмотали тряпками. Еще издали выискали флагманский корабль. Он отличался от остальных красным фонарем на ноке рея. Осторожно, стараясь не плескать веслами, подошли. Когда же оказались у самого борта, американский корсар, встав в полный рост, размашисто начертал на борту неприятельского флагмана сажей: «СЖЕЧЬ. ПОЛЬ ДЖОНС». Еще раз продефилировав вдоль всего турецкого флота, друзья благополучно вернулись обратно. На берегу героев набежавшие казаки встретили ружейной пальбой, криками «ура» и бутылями крепчайшего самогона.

Наутро весть о бесстрашном ночном рейде Джонса разнеслась по всем российским войскам, вызывая искреннее восхищение одних и жгучую зависть других.

– Каков орел! – порадовался за своего знакомца Суворов.

– Негодяй и партизан! – зло возмущались Мордвинов с Нассау-Зигеном. – Его ли дело мелом по кораблям турецким черкать!