Живым приказано сражаться - Богдан Сушинский Страница 38

Колонна из трех машин медленно выезжала из леса. Штубер и Зебольд сидели в кабине средней машины. Зебольд чуть приоткрыл дверцу и, высунув автомат, зорко всматривался в лесную чащобу, готовый в любую минуту выпрыгнуть и открыть огонь. Водитель тоже нервно поглядывал на заросли, и автомат его лежал на коленях. Только Штубер, сидевший между ними, закрыл глаза и, казалось, невозмутимо дремал.

На самом деле оберштурмфюрер был удручен. Что ни говори, операция не удалась. Распятие этого окруженца – слишком мелкая месть за потери, которые они понесли. И он не завидовал лейтенанту, командиру взвода, ехавшему сейчас в первой машине. Если тот доложит своему командиру правду, а соврать он вряд ли решится, то завидовать ему действительно трудно. Хотя, что он мог поделать? У Штубера есть право привлекать для операций любые находящиеся вблизи воинские подразделения.

Нет, Штубер не дремал. Страх перед лесной дорогой он заглушал презрением к любым опасностям, которое так долго и старательно вырабатывал в себе, а волнение переплавлял в сосредоточенный анализ создавшейся ситуации. Молниеносная реакция и железная логика – эти две феи-спасительницы создавали вокруг личности оберштурмфюрера Штубера пусть еще не очень эффектный и звучный, но все же миф, который уже делал его известным в Берлине, в кабинетах особого отдела гестапо по борьбе с диверсионными группами.

Ну а что касается сегодняшней операции… Кто сказал, что успех должен приходить сразу? Может, это даже к лучшему, что Беркута в доте не оказалось. Если, конечно, он – не легенда и если речь действительно идет о чудом спасшемся лейтенанте из 120‑го дота, которого Штубер предпочитал видеть перед собой живым? Вот именно, живым. Но не для того, чтобы мстить ему. Почему, собственно, он должен мстить этому лейтенанту? Беркут – офицер и выполняет свой долг.

Штубер пока плохо знал этого человека, однако предчувствие подсказывало, что столкнулся он с личностью незаурядной. В конце концов, такие личности встречаются в любой нации. Истреблять их, не попытавшись использовать, – грешно и бессмысленно. При всем уважении к Гитлеру, он все же не понял этой истины. И поэтому масса талантливых людей, не принадлежавших к арийской расе, автоматически оказалась или еще окажется в стане его лютых врагов. Поразительное умение наживать себе врагов – вот бич, который мешает фюреру предстать перед миром в ореоле гения.

Конечно, рано или поздно фюрер растопчет многих из них. Но сложность заключается в том, что чем меньше остается вокруг вождя волевых талантливых последователей, тем больше плодится бесхребетных бездарей, способных опошлить любую, даже самую праведную его идею. Впрочем, если верить данным разведки, этим же грешит и нынешний вождь большевиков – Сталин. Похоже, они оба кончат плохо.

Кстати, об этом сержанте… Он не посмотрел его документы. Уж не тот ли это сержант из дота, жену которого приводили к «Беркуту»? И еще… почему своей внешностью сержант напомнил ему самого Беркута? Неужели случайное сходство? А может, это он и есть, Беркут собственной персоной?

Закончить размышления он не успел. Водитель затормозил так резко, что Штубер чуть было не вышиб головой лобовое стекло.

– Что?! – рявкнул он, мгновенно выхватывая пистолет. – Зебольд, выяснить!

Фельдфебель пулей вылетел из кабины и, еще ничего не понимая, залег за дерево. Вслед за ним выскочил и Штубер.

У первой машины лейтенант Штольц держал под дулом пистолета какого-то парня. В немецкой форме, но без пилотки, ворот расстегнут, руки подняты вверх…

«Беркут?! – мелькнуло в сознании Штубера. – Да нет, какого черта он оказался бы здесь?! С поднятыми руками… Это было бы слишком пошло».

Штуберу не хотелось, чтобы легенда о Беркуте закончилась так прозаически. Это – как неудачно рассказанная сказка.

– Кто такой? – подошел Штубер к солдату. – Почему не по форме? Почему избит?!

– Говорит, что водитель, господин оберштурмфюрер.

– Вижу, что не врач. Разит от него не медикаментами.

– Меня встретили партизаны… – начал объяснять водитель.

– Его машину взорвали, – помогал прояснять ситуацию Штольц. – Подожгли и взорвали. В кузове были снаряды.

– Опусти руки. Застегни китель. От штрафной роты, а может, и от расстрела тебя спасет только правдивый ответ. Но предупреждаю: эта правда должна быть сказана здесь, сейчас. Потом, вырванная в подвалах гестапо, она тебе уже не зачтется.

– Я отвечу, господин оберштурмфюрер, – испуганно пробормотал шофер. – Святую правду скажу.

– Там было несколько партизан или на тебя напал один? Только правду, солдат, правду…

На удивление, шофер облегченно вздохнул. Судя по всему, он ожидал более страшного для него вопроса, и Штубер заметил это.

– Он был один, господин оберштурмфюрер. Появился неожиданно. На дороге. С автоматом и гранатой в руках. Но я-то думал, что в засаде еще несколько.

– Девушки вблизи не было?

– Ты не видел какой-либо девушки вблизи, кретин? – повторил лейтенант вопрос Штубера.

– Никак нет, господа офицеры. Девушки не было.

– Как выглядел этот партизан? Он был в немецкой форме?

– Нет, господин оберштурмфюрер. В русской. Тоже офицер.

– Какой он из себя?

– Моего роста. Даже чуть повыше. Широкоплечий. Безжалостный жестокий взгляд…

– Взгляд безжалостный? – язвительно ухмыльнулся Штубер. – Жестокий, говоришь, взгляд? И ты сразу же струсил. Ты хотел, чтобы в лесу твою машину со снарядами встречали русские офицеры с нежными девичьими улыбками?

– Нет, господин оберштурмфюрер. Я так не думаю.

– Кретин. Вот так, лейтенант, а вы твердите: «партизаны»… «Встретили, сожгли, взорвали». А напал, оказывается, один. Русский офицер. Окруженец. И это совершенно меняет дело. Документы у этого храбреца изъять – и в машину, под охрану. Остальное он мне расскажет в штабе… за чашкой кофе… А, внебрачный сын рыцаря Львиное Сердце?

Штубер еще раз измерил язвительным взглядом сначала водителя, потом лейтенанта и пошел к своей машине.