Сердце проклятого - Ян Валетов Страница 37

— Вот то, что ты искал… — сказал Шагровский, демонстрируя свою ношу. — Видишь, Вальтер? Вот оно! Это то, из-за чего ты погубил стольких людей… Здесь, в контейнере с газом… Ты хоть знаешь, что там? Зачем было убивать столько народа — своих, чужих, ради полусотни страниц, которым две тысячи лет? Смотри внимательно, ненормальный! Вот то, за чем ты гонялся! Хочешь забрать его у меня?

Ответа не последовало. Шульце улыбался все шире и шире, кровь по его подбородку текла все гуще и гуще.

— Ну, так возьми! Попробуй! А потом попытайся выбраться отсюда!

Шагровский увидел, как в глазах немца промелькнуло желание атаковать немедленно, и едва не выдал своих намерений, но Вальтер передумал бросаться и остался на своей позиции, держа паузу с терпением хорошего снайпера.

— Если мы сдохнем, Вальтер, то сдохнем вместе! Тебе уже не победить! Ты такой же покойник, как и я…

Казалось, что немец жует клинок, но на самом-то деле лезвие все глубже вгрызалось в углы его рта, грозя сделать улыбку неуправляемой. Расстояние между Валентином и его противником было чуть больше трех метров, в принципе, вполне достаточное, чтобы ускользнуть под водой от невооруженного противника, но рискованное, если пытаться увернуться от человека с ножом, особенно, когда тот умеет с ним управляться. Примени Вальтер тактику медленного сближения с самого начала, и у Шагровского не было бы шансов дожить до этой минуты.

Но дело было в том, что теперь Валентин не собирался удирать, хотя всем своим видом показывал, что готов уйти под воду в любую секунду. Он выжидал, стараясь усыпить бдительность противника, потому что успех его плана полностью зависел от неожиданности.

Он даже оторвался от стены, сократив расстояние между собой и Шульце еще сантиметров на сорок. Небо над сводом пещеры снова лопнуло и расползлось в ослепительном белом сиянии с невероятным грохотом, сотрясшим гору до основания. На несколько долгих секунд стало почти светло, и немец бросился вперед, собрав последние силы. В один могучий гребок он преодолел половину дистанции, правая рука его, вынырнув из воды, перехватила кинжал за рукоять, Шульце вывернулся, вытягиваясь в струну, одержимый одной мыслью — достать Шагровского во что бы то не стало!

Валентин развернулся полубоком, рюкзак описал в воздухе дугу (капли сверкнули в белом свете молнии), и всей своей почти пятикилограммовой массой ударил Шульце по виску, уху и шее. Импровизированный кистень рассек кожу и содрал ее, обнажив мышцы, смял тонкую височную кость, словно молоток жестяную банку, раздробил ключицу, и, придись удар чуть под другим углом, убил бы Карла на месте. Но немец был все еще жив и даже не потерял сознание, хотя от гибели его отделяли считанные секунды — ранение было смертельным и сердце гнало кровь по шейной артерии прямиком в набухающую в мозгу гематому.

Правый глаз Шульце вывалился из орбиты, раздробленная глазница больше не удерживала глазное яблоко, рот распахнулся — кровавая яма, в которой ворочался язык, и из горла вырвался жуткий клекот, словно легат захлебывался болью. Карл Шульце, ветеран Легиона, хладнокровный убийца, никогда не знавший поражений, умирал, но продолжал движение, начатое еще до того, как контейнер с рукописью расколол ему череп. И все одиннадцать дюймов превосходной золингеновской стали, скользнув по ребрам, вошли Шагровскому в живот.

Руки Вальтера впились ему в плечи, смятый череп оказался вплотную с его лицом, нижняя челюсть задвигалась вверх-вниз, раскрывая раны в углах рта до невозможного, уцелевший глаз смотрел бессмысленно…

Тяжесть и боль поволокли Шагровского вниз, под воду. Он забил ногами, рванулся, пытаясь освободиться от предсмертных объятий, но Шульце держал его крепко, и тиски рук легата сжимались в агонии со страшной силой — Валентин буквально чувствовал, как скрюченные пальцы вонзаются в его плоть. А еще он чувствовал, как слева внизу живота торчит что-то инородное, то ледяное, то обжигающее внутренности, то пронзающее тело разрядом, похожим на электрический.

Для того, чтобы оттолкнуть от себя умирающего врага, нужно было бросить рюкзак и пустить в ход ноги, а этого Шагровский сделать не мог. Обнявшись, словно два старых приятеля при встрече, Валентин и Карл опускались на дно пещеры, превратившейся в каменную ванну. Шагровский пытался отодрать от своих плеч руки Шульце, отгибая каждый из пальцев в отдельности. Открыть глаза в мутной воде Валентин и не пытался, с таким же успехом можно было пытаться что-то рассмотреть, надев на голову горшок с грязью, поэтому точно сказать, на какую глубину ему пришлось опуститься, Шагровский не мог пока ноги не коснулись дна. Продуть уши пришлось дважды, значит, метров шесть как пить дать. От напряжения мышц и давления резь в брюшине увеличилась, и вместо электрических разрядов, пробивающих позвоночник, теперь болело постоянно. Прошло не менее полминуты, пока Валентин разомкнул последнее объятие легата и, всплывая, наконец-то тронул себя там, где болело, и нащупал торчащую из живота рукоять.

Значит, дело совсем плохо…

Шагровский вспомнил длину лезвия и прикинул, что находится в месте, куда вонзился клинок. Выводы напрашивались не радостные, впрочем, попади Вальтер в правую сторону, было бы еще хуже — перерезанная печеночная артерия уже бы отправила Валентина на тот свет.

Вода уже бурлила под самым уступом. Шагровский ухватился за край скалы и повис на несколько секунд на правой руке, давая отдых измученным мышцам. Потом он забросил на карниз рюкзак и снова потрогал торчащую из живота рукоять. Больно… Надо подождать, пока вода поднимется еще выше. Ушибленное и ободранное плечо да кинжал в брюшине — не лучшие помощники в скалолазании. Гроза снаружи не утихала, просто ее эпицентр сместился в сторону от пещеры, и теперь сверкало и гремело не так громко, как раньше. Но веревки дождевых струй по-прежнему свисали с дырявого купола и полоскали свои концы в бурой воде.

Эта же вода попадала в рану, и от одной мысли о букете разных бактерий, марширующих парадным строем по его внутренностям, Шагровскому стало совсем не по себе. Дыхание сбилось на хрип, он почувствовал, что начинает паниковать. Уровень адреналина в крови понизился, вместо него в каждую клеточку хлынула боль и вскипела безумным, иррациональным страхом. Это был страх перед неминуемой смертью, тот страх, который, как казалось Валентину, способны побороть только самые мужественные люди. На самом деле, и он понял это сейчас, победить его нельзя. С ним можно только сосуществовать, заставить свое сознание смириться с тем, что смерть идет рядом и держит тебя холодной костлявой рукою за запястье. Что каждый твой шаг, каждый твой вздох, каждый твой удар сердца может оказаться последним.

Шагровский боялся. До дрожи, до истерики, до потери сознания. Но та часть его мозга, которая все еще сохранила способность рассуждать и анализировать ситуацию, подсказывала ему, что пока он не истек кровью, не умер от перитонита или заражения, должно использовать любой шанс. И чем быстрее он выберется из воды, тем быстрее уменьшится кровопотеря. Умереть успеется, надо пробовать выжить!

Иудея. Ершалаим

30 год н. э.