На острие меча - Богдан Сушинский Страница 37

Хозар видел, как Гяур и тот, недавно прибившийся к ним юноша, погнались за Бохадур-беем, однако не стал присоединяться к ним, решив сначала помочь Уличу, который, прижатый к подводе, отбивался от рассвирепевшего кайсака. Но, прорываясь к нему, пришлось схватиться еще с двумя татарами. Одного из них Хозар ранил в руку, вот только дотянуться мечом во второй раз не сумел — тот ускакал на склон долины, — зато другого, после затяжной упорной дуэли, все же срубил.

Почти в ту же минуту противник Улича тоже развернул коня. Проскочив мимо дерущихся у развалин, он обогнул лагерь и начал уходить в сторону ближайшей рощи. Тогда-то Хозар и погнался за ним. Но, как только кайсак повернул коня, чтобы спасаться на поросших кустарником склонах, где между камнями уже металось несколько его товарищей, решил не преследовать, а подключиться к погоне, устроенной Гяуром.

Самому князю его помощь уже не нужна была: познакомиться с девушкой Гяур сможет и без него, и все же Хозар не мог считать, что прибыл слишком поздно. Там, в реке, на мелководье, все еще продолжалась схватка. Бохадур-бей, которого Хозар узнал по чалме, оттеснял юношу к камням, у которых бурлил водоворот.

Старый шакал в самом деле нахраписто теснил парнишку, а Гяур спокойно беседовал с девушкой всего в двух десятках шагов от дерущихся, ничего не предпринимая для того, чтобы спасти его. И не важно, чем он это объяснял: то ли нежеланием прерывать разговор с красавицей, то ли кодексом рыцарской чести, не позволяющим вмешиваться в поединок…

Лично он, Хозар, с законами рыцарства как-нибудь помирится. Зато поступит так, как велит воинская совесть.

Спрыгнув с коня, он бросился к реке и по мелководью помчался к дерущимся. Кажется, увлекшись схваткой, татарин не сразу заметил его. Зато заметил так неосторожно ввязавшийся в схватку с опытным кайсаком парнишка. Его счастье, что грудь надежно прикрывал трофейный панцирь, на котором кайсак уже оставил не одну отметину.

Хозару бросилось в глаза искаженное страхом лицо Корзача, когда, уже лежа между камнями, он поднял над собой саблю, пытаясь встретить удар Бохадур-бея. А тот приближался к нему мелкими шажками, что-то гортанно выкрикивая и уже предвкушая победу.

Парнишка отползал от него, отталкиваясь свободной рукой от камней, забираясь при этом все дальше и дальше в речной распадок, оттягивая время развязки и пытаясь подняться. Но каждая попытка завершалась неудачей: всякий раз он поскальзывался на отшлифованной, подмываемой мощным водоворотом речной гальке. Словно проклятие нависло над ним — столь обреченно он поскальзывался, гонимый озверевшим, учуявшим свое превосходство, кайсаком.

— О-дар! — крикнул Хозар в тот миг, когда парень уперся спиной в большой камень и почувствовал, что отползать дальше некуда. Вода здесь подступала к подбородку, так что парнишка мог захлебнуться прежде, чем его настигнет сабля татарина.

Хозар издал свой боевой клич лишь для того, чтобы отвлечь Бохадур-бея, хоть на несколько секунд задержать роковой удар. Татарин вздрогнул, оглянулся, ступил в сторону невесть откуда взявшегося в реке воина-русича. А тот, встретив клинком его клинок, мгновенно присел и вцепился своей железной хваткой ему в руку.

Сжимая так, что, казалось, кость вот-вот раскрошится от дьявольского «пожатия», Хозар поднял руку атамана вверх и мощным рывком вывернул ее, ударив локтем о высоко поднятое колено.

Это был один из тех рукопашных приемов, которыми Хозар овладел, еще сражаясь в войсках персов. Обучал его пленный воин, заброшенный судьбой из Тибета. В благодарность за учение Хозар, командовавший охраной пленных, не казнил тибетца, а, вопреки приказу персидского военачальника, на свой страх и риск отпустил его ночью с миром, одарив на прощание луком, саблей и кинжалом.

Обезоружив Бохадур-бея, Хозар воткнул свой меч в дно реки и сильным ударом кулака в грудь сбил противника с ног. Потом еще и еще раз. И лишь убедившись, что татарин даже не пытается сразиться с ним врукопашную, вновь схватился за меч.

— Я — твой слуга! — хрипло прокричал Бохадур-бей, приподнимая над головой свисающую, уже не подчиняющуюся ему руку. — Во имя Аллаха, я — твой слуга! Твой и твоего паши…

— Давно ли? — спросил Хозар по-турецки.

— Возьми изумруд, что на моей чалме. Ему нет цены. Ты станешь богачом.

— Благодарю, — ухмыльнулся Хозар. — Я возьму его вместе с твоей головой, — и, зацепив чалму кончиком меча, отшвырнул на берег.

— Здесь, — показал кайсак на пояс, — у меня еще есть мешочек с византийскими изумрудами. Я буду служить тебе, как не служил никто до меня. Только пощади! — отползал Бохадур-бей к камням точно так же, как только что Корзач. В то время как сам Корзач сумел, наконец, подняться и, стоя по пояс в воде, поджидал его, крепко сжимая в руке саблю.

— Служи своему Аллаху! Потому что шайтан, которому ты до сих пор служил, в этот раз предал тебя! — прорычал Хозар, опуская меч на бритую голову Бохадур-бея.