Мертвые сраму не имут - Игорь Болгарин Страница 37

И сам Слащев, и Нина Николаевна постепенно смирились с такой жизнью, понимая, что другой у них уже не будет, что вернуться в Россию им не суждено. Они твердо знали, что слухи об амнистии, которые в последнее время до них доносились из-за моря, на них не распространяются. Если же он когда-нибудь и окажется в России, его расстреляют прямо на Графской пристани. Вряд ли сохранят жизнь и Нине с дочерью. В лучшем случае их отправят на каторгу, где они тихо, незаметно навсегда исчезнут.

У Нины были дальние родственники в Италии. Они переехали туда в самом начале российской смуты и все еще с трудом приживались на новом месте. Уехать в Италию? Такая мысль иногда посещала Нину, но Слащев тут же взрывался:

– Не смей даже думать об этом. Случись что, меня не станет, тогда сама решай. Но, пока я жив, никаких Италий, Бразилий! Все!

Слащев постепенно входил во вкус неторопливой и тихой обывательской жизни. Ни тебе начальников над тобой, ни подчиненных, за которых несешь ответственность.

Там, в городе, он все еще пока слыл грозным генералом, а дома, особенно когда оставался один, поначалу терялся из-за подгоревшей каши или описанных пеленок, расстраивался, когда Маруся поднимала крик, что-то требуя или против чего-то протестуя.

Но постепенно все основные хозяйственные и бытовые заботы Пантелей полностью переложил на себя, а все оставшееся ему, даже крик Маруси, уже не приводило его в ступор.

Слащев часами мог просто просиживать возле спящей дочери, и ему это нравилось. Петь он не умел и, когда начинал «колыбельную», Маруся тут же от страха поднимала крик. Потом он сменил тактику и вместо пения стал ей что-то рассказывать. И заметил, что, едва начинал звучать его голос, Маруся затихала и безмолвно, даже с интересом выслушивала его «отчеты» о происходящих событиях в мире, в городе или в доме. Очевидно, ее успокаивал его тихий, спокойный, умиротворяющий голос. А возможно, она уже начинала что-то понимать. Во всяком случае, когда он принимался ей что-то рассказывать, она стихала и не мигая смотрела на него.

– У попа была собака, – говорил он. – Ну, не совсем собака, а так, собачка, маленькая, пушистая и очень непослушная. Несмотря на некоторые ее недостатки, поп, понимаешь, ее любил. А она, неблагодарная, однажды высмотрела, когда повара не было на кухне, быстренько туда заскочила и, представляешь, украла кусок мяса. Как ты думаешь, что сделал поп? Он ее побил…

Это повторялось много раз. И Маруся, едва только он начинал свой рассказ про попа, с различными, естественно, вариациями, внезапно смолкала и в десятый раз с неизменным интересом слушала одно и то же.

Но со временем Слащеву надоела эта каждодневно повторяемая глупость, и он стал рассказывать Марусе о выигранных им сражениях, потом перешел к различным новостям, которые сам же возле кроватки и выдумывал.

– Яша! Ну что ты все какие-то глупости? Какие сражения? Какие пожары? – нечаянно услышав очередную беседу папы с дочкой, возмущенно сказала Нина. – Неужели тебе в детстве «колыбельные» не пели?

– Пели. Старуха-нянька. Она так страшно пела, что я стал ее бояться.

– Ну а сказки?

– Ну как же! Немка-гувернантка. Ну, это уже позже. И они были все какие-то глупые. Да и какая разница, что я Маруське рассказываю?

– Сказки с другой интонацией рассказывают. Сказки добрые, и рассказывать их надо добрым голосом.

– А если сказка злая? Про ведьму, Змея Горыныча или про злых карликов?

– А ты такие не рассказывай. Ты про что-нибудь доброе. Про добрых королей, про красавиц фей.

– Не помню таких

– А ты сам что-нибудь сочини.

– Я не сочинитель. Я – военный.

– Сочини про военных. Только что-то доброе.

Однажды Маруся закапризничала. Слащев склонился к ней:

– Ну, и чего ты? На кого обижаешься? – и, подумав, сказал: – А хочешь, Маруська, я тебе такое расскажу, чего ты еще никогда не слыхала. Да и я тоже. Но – ничего. Авось как-нибудь выберемся?

Маруся стихла и стала ждать.

– Ты только наберись терпения. Хорошие сказки короткими не бывают. В них же люди живут. И про каждого хочется рассказать…Так вот! Жил, понимаешь, на свете один король. Точно не знаю где, но, должно быть, в Тридевятом царстве. Там они все обычно проживают. Ты только палец в рот не клади, некрасиво это… Ну, жил он и жил…

Пантелея дома не было, вероятно, пошел на базар. Нина чем-то занималась на кухне. Но, как всегда, прислушивалась к звукам в детской комнатке на случай, если придется поспешить Якову на помощь. И услышала, как Яков сочиняет сказку.

– Ходил король, между прочим, в короне. Ну, это такая шапка, очень, скажу тебе, красивая, но неудобная. Зато все, кто видел его в короне, сразу догадывался: это король. И что ты думаешь? Однажды вор, который почему-то тоже проживал в Тридевятом царстве, украл у короля корону. Воры любят проживать в Тридевятом царстве, потому что там очень добрый и беспечный народ. И законы там для воров замечательные: большой вор за большое воровство получает самое маленькое наказание, а маленький вор за совсем крохотную кражу осуждается на пожизненную смерть. Такие были у них законы. Король про них ничего не знал, поскольку был неграмотный, ни читать, ни писать не умел, зато научился красиво расписываться.

Так вот! Буквально на секунду снял король с головы корону, может, чтобы расписаться, – и все, и нет короны. И что ты думаешь? Народ вдруг сразу перестал узнавать короля, потому что он ничем не отличался от остальных жителей Тридевятого государства кроме разве что короны. Были когда-то, очень и очень давно, такие короли. Сейчас таких уже нет. Даже в сказках они повывелись. Король, конечно, очень огорчился случившимся, ходил по всему своему королевству и всех спрашивал, не видел ли кто-нибудь где-нибудь его корону. Он не уставал всем рассказывать, что это он – король, что он только на минуту снял корону с головы – и нет ее. А ему не верили. У них там, в Тридевятом царстве, хоть и очень хороший народ, но никому просто так, на слово не верит. Мало кто скажет, что он король. А чем докажешь? Где доказательства? Ни паспорта у него, ни хоть какой-нибудь завалященькой справочки при нем не было. Их вообще в этом царстве не было. Сама подумай, какой прок в паспорте или в справке, если весь народ в этом царстве был сплошь неграмотный…

Маруся внимательно слушала.

Приостановив свои дела, Нина тоже незаметно прислонилась к косяку двери.

– И знаешь, что случилось? – продолжил рассказывать Слащев. – Из королевского дворца ушла вся прислуга. Даже все повара, лакеи, садовники. Захотел король, к примеру, есть, хлопнул в ладоши – такая у них привычка: в ладоши хлопать, когда есть хотят – но никто не явился, ничего не принес… Тогда он громко распорядился принести ему обед. Но, сама посуди, кто станет прислуживать какому-то самозванцу? Тогда он стал угрожать. Он объявил, что за неповиновение половину жителей королевства он повесит, а половину утопит. Он, конечно, не собирался никого ни топить, ни вешать, потому что был добрый. Но и добрый, понимаешь ли, может озвереть, когда хочет кушать. Народ ему не верил, все над ним только потешались. И в конце концов стража просто выгнала его из дворца. Такие вот печальные дела! Только ты, Маруська, не хнычь, пожалуйста. Это все же сказка. А в сказках все обязательно хорошо кончается