Восхождение - Борис Сопельняк Страница 36

– Неужто наградите? Или присвоите графский титул? – поддержал его игру Гостев.

– Награжу, – важно продолжал Борис. – Но не орденом, а хорошей выпивкой. Давай-ка, брат, дерябнем, – подошел он к буфету, – как в старые времена, когда пили не потому, что надо, а потому, что хочется.

– Охотно! – хохотнул Гостев. – Тем более что хочется всегда, но часто бывает так, что нечего, или, хуже того, не на что.

– Не бывает, а бывало, – поправил его Борис. – Теперь эта проблема решена, причем раз и навсегда. Ты не поверишь, но в этом буфете, – открыл он резные дверцы, – есть не только море водки, но и то, о чем мы с тобой напрочь забыли.

– Да? – неподдельно удивился Гостев. – Неужели селедочка, да еще под шубой?

– Не-э. Хотя следка под шубой, закуска, конечно, мировая. У меня, Витька, завелся дефицит, такой дефицит, что пальчики оближешь.

– Догадался! – воскликнул Гостев. – Это соленые огурчики.

– Теплее, но не то! – горделиво бросил то ли президент, то ли царь, то ли король, а на самом деле русскийй офицер штабс-капитан Скосырев, и достал красиво расписанный глиняный горшочек. – Ну, гадай, что там внутри?

– Сдаюсь, – развел руками Гостев. – На трезвую голову отгадать не смогу.

– Грибочки-и, – эффектным рывком сорвав крышку и закатив глаза, запел Скосырев. – Маринованные грибочки! Ты посмотри, какие они – один к одному.

– Батюшки-светы! – неподдельно удивился Гостев. – Опята! Я их сто лет не то что не ел, но даже не видел. Откуда, какими судьбами?

– С русского парохода. На днях ко мне приезжал когда-то отменный цирюльник, а теперь довольно большая шишка в фашистской партии Франциско Рамос. По старой дружбе, он меня постриг, побрил, правда, сказал, что в последний раз. Теперь, мол, ему не до этого, теперь каждый день на счету, к тому же по утрам он обязан слушать радио, чтобы, не дай бог, не прозевать прогноз погоды – от этого-де будет зависеть дальнейшая судьба Испании.

– А он, случайно, не того? – повертел пальцем у виска Гостев. – Чтобы от дождя или безоблачного неба зависела судьба страны, такого я еще не слышал.

– Я тоже. Но главное не это, главное то, что Рамос заявил: так как он по-прежнему считает меня русским аристократом бароном Скосыревым, то в знак уважения в качестве презента привез купленный у русских матросов какой-то странный продукт, который в Испании не едят, но очень любят в России. Когда я понял, о чем идет речь, то готов был его расцеловать! И так бы и сделал, если бы не титул: барону целовать простолюдинов не положено.

Что было потом, описать невозможно! Господа офицеры так напились, такой подняли шум и гам, что рабочие, приступившие к строительству президентской резиденции, только завистливо качали головами: каких только правителей ни видела Андорра, но таких озорных и веселых в этой стране еще не было.

Пробуждение было хоть и похмельным, но довольно легким.

– Сегодня день лени! – потягиваясь, провозгласил Скосырев. – Зарядка отменяется. Вместо нее холодный душ и апельсиновый сок. Но со льдом! – крикнул он вдогонку направившейся к холодильнику леди Херрд.

– А ты включи радио, – попросила она. – Хочу веселой музыки.

Борис подошел к роскошному немецкому «телефункену», нажал на первую попавшуюся кнопку – и комната наполнилась зажигательно-задорными мелодиями Штрауса.

– Вот это музыка! – кружась в вальсе, с двумя бокалами в руках вплыла леди Херрд. – А погода-то, погода! – распахнула она окно. – На небе ни облачка, птицы поют, солнце светит. Нет, ты как хочешь, а я этот день запомню. Какое сегодня число?

– 17 июля 1936 года, – подошел к календарю Борис. – День как день, и хорошая погода здесь не редкость. Но, ты знаешь, Ламорес, мне почему-то не дают покоя слова начинающего фашиста Рамоса о том, что судьба Испании будет зависеть от прогноза погоды. Что он хотел этим сказать, на что намекал?

– На что? – усаживаясь с ногами в кресло, беззаботно бросила леди Херрд. – Неужели ты не догадался? Это же так просто: если пройдут дожди, будет хороший урожай, а если засуха, то урожай погибнет и испанцам придется несладко.

– Если бы, если бы так, – озабоченно расхаживал по комнате Борис. – Твоим бы устам, да Боговы уши, – неожиданно вспомнил он старинную поговорку.

И вдруг вальс оборвался! Несколько секунд тягостно-мертвой тишины, и раздался хорошо поставленный голос диктора:

– Внимание, передаем прогноз погоды… Передаем прогноз погоды. Над всей Испанией безоблачное небо. Повторяю: над всей Испанией безоблачное небо! – с нескрываемым ликованием закончил он.

И тут же, вне всякой связи с безоблачным небом, вместо вальсов загремели военные марши.

Так началось то, что впоследствии будет названо фашистским путчем, так началась война, изменившая судьбу не только Испании, но и миллионов простых испанцев, впрочем, не только испанцев, заплативших за это своими жизнями.

Этого рокового прогноза погоды, который послужил зашифрованным сигналом к путчу, ждали многие, но больше всех – находившийся в те дни в Марокко генерал Франко. Именно он командовал расквартированными там войсками и именно он возглавил мятеж.

Если учесть, что в его распоряжении было около 100 тысяч хорошо обученных и прекрасно вооруженных солдат и офицеров регулярной армии, шансы на успех у мятежников были большие.

Но так случилось, что моряки путчистов не поддержали и перебросить войска через Гибралтарский пролив у Франко не было никакой возможности. А это означало, что восставшие гарнизоны, дислоцированные в Северной и Юго-Западной Испании, были обречены.

Нет никаких сомнений, что мятежники до конца своих дней сидели бы в Африке, в Мадриде правил бы Народный фронт, а на полях Испании не было бы пролито ни капли крови, если бы Франко не упал в ноги Гитлеру, а потом и Муссолини. Те мигом откликнулись на просьбу Франко: Гитлер прислал транспортные самолеты, Муссолини – корабли, в результате чего все мятежное войско оказалось на Пиренеях.

Но на этом друзья фашистского каудильо не успокоились. Выяснив, что фалангистские дивизии вооружены допотопными винтовками, насквозь проржавевшими танками и сделанными в начале века самолетами, Берлин и Рим организовали нечто вроде воздушного, а потом и морского мостов, по которым в распоряжение Франко было переброшено 1650 самолетов, около 1200 танков, 2700 пушек, 9 тысяч пулеметов и четверть миллиона винтовок.

Казалось бы, имея стотысячную, прекрасно вооруженную профессиональную армию, ничего не стоит разбить кое-как сколоченные отряды Народного фронта. Но не тут-то было! Поражения франкистов следовали одно за другим. И тогда фашистский каудильо снова упал в ноги своим покровителям, умоляя прислать несколько немецких и итальянских дивизий, потому что испанцы-де против испанцев воюют неохотно. Гитлер и Муссолини мигом откликнулись на эту просьбу: из Италии прибыло 150, а из Германии 50 тысяч солдат и офицеров.