В индейских прериях и тылах мятежников. (Воспоминания техасского рейнджера и разведчика) - Джеймс Пайк Страница 35

Выздоровев, и будучи в состоянии покинуть город, я обнаружил, что оказался взаперти. Литтл-Рок жил по законам войны, и каждая дорога охранялась так хорошо, что сбежать было невозможно. Чтобы оплачивать свои расходы во время болезни, я был вынужден продать свою лошадь, и за животное, стоившее не менее ста долларов, я получил лишь пятнадцать. Медленно и печально идя по берегу, я увидел маленький пароход «Уильям Генри», и сразу же направился к нему. На носу парохода работал плотник, я подошел к нему и спросил, не нужен ли ему помощник. А в качестве платы за это, я сказал ему, он поможет мне добраться до Наполеона. Плотник с радостью согласился, заметив, что когда есть что делать он всегда рад любой помощи.

Пока мы так разговаривали, он случайно чиркнул стругом по своей левой ноге и полностью срезал с нее большой палец. Кровь текла очень обильно, но я сразу же приступил к делу — в присутствии капитана и его помощника я перевязал рану, а потом плотника сразу же отправили в госпиталь. А потом капитан повернулся ко мне и спросил:

— Ты — корабельный плотник, парень?

— Так меня называют, — ответил я.

— Вы хотите попасть на пароход? — продолжал он.

— Да, на какое-то время, — ответствовал я.

— Тогда приступай к работе, — сказал он, — я буду платить тебе 55 долларов в месяц, плюс каюта.

— Хорошо, — ответил я, — пока мне нравится этот пароход, но об этом я расскажу вам в Наполеоне.

Он остался доволен моим ответом и удалился, а я вернулся на берег за своими вещами. В таверне не было никого, кроме чернокожего клерка, с ним-то я и расплатился, а поскольку он был по характеру своему очень любопытным, я покинул этот дом молча — отели были обязаны сообщать военным властям обо всех прибывающих и отбывающих. Я вернулся на пароход, вскоре он отчалил, и я почувствовал себя в безопасности. Я обнаружил, что работа есть, и ее хватит на все время моего путешествия, но поскольку я никогда не был плотником — я никогда в жизни не работал ни на стройке, ни на корабле, и посему я немного опасался, что не справлюсь с ней. Известная пословица — «Умный много не болтает», была тогда моим девизом — ведь я не знал профессионального языка плотников и моряков. Я не знал даже названий инструментов, которыми мне пришлось работать, и поэтому вполне демонстративно помалкивал. Я пошел работать, но очень энергично и уверенно, и если бы они знали, насколько я был несведущ, именно это стало бы поводом для подозрений, а не моя неразговорчивость. Но, наверно, работа моя понравилась, поскольку я своими ушами слышал, как капитан хвастался рулевому, что лучшего «мастера» у него никогда в жизни не было. Моим самым страшным кошмаром был офицер-рекрутер Харрисон, который как-то раз пришел посмотреть на меня. Он был плантатором, совершенно несдержанным и безрассудным человеком, которого, как мне показалось, не только деньги не интересовали, но и, смело могу добавить, вообще ничего. Он говорил, что хочет собрать роту партизан и «перенести войну в Африку», чтобы молодые люди не боялись идти за ним, и о своем желании идти прямо в северные штаты.

Эта бравада, возможно, покажется несколько комичной, но м-р Харрисон был не единственным, кого в то время преследовали такие галлюцинациям и столь дикие надежды. Он намеревался, по его словам, войдя в северные штаты, «идти вперед и пусть впридачу к шкуре добавятся еще и рога». Я отвечал ему, что он именно тот человек, который мне нужен, но я служу на этом пароходе и не могу бросить его. Мне нравились служаки такого сорта, но в данный момент я не мог присоединиться к нему, по крайней мере, до тех пор, пока капитан не найдет еще одного «мастера», но в том случае, если я буду зачислен, я предпочел бы его роту, и я заставил его поверить в то, что я всерьез поверил в его идеи. Он был одним из тех, кто сопровождал Лопеса на Кубу, и рассказывал, что принимал участие в двух боях на этом острове — примерно час с четвертью. Он был доволен тем именем, что я дал ему — м-р Фитцхью. Он много времени посвятил беседам со мной и другими моряками, и очень часто озадачивал меня своими внезапными и совершенно непонятными вопросами.

В Наполеоне я выпилил в палубе 5 больших люков — чтобы можно было как можно быстрее уложить в трюм груз — и после того, как это было сделано, люди начали загружать все его пространство военным снаряжением. Ящики были сделаны очень небрежно и часто разламывались, и тогда я снова сколачивал их. В них содержались все виды сбруй и упряжи. Кроме того, пароход взял большое количество пуль и артиллерийских снарядов, а также полную артиллерийскую батарею и 65 фургонов — все это отправлялось в Форт-Скотт, Арканзас, для нужд армии Бена Маккалока. На следующее утро рядом с нами появился пароход побольше — «Мэри Кин», — а, сообщив капитану, что плохо себя чувствую, устал, а посему решил уехать Мемфис. Ему не хотелось расставаться со мной, но, видя, что я действительно не здоров, он возражать не стал. Лучшей моей шуткой стало мое заявление, что я хочу записаться в армию, и что, по действующему в Конфедерации закону он не имеет права отговаривать меня. На борту «Кин» я увидел множество офицеров мятежников — все в новых мундирах и длинных перчатках и важные, словно британские лорды. Я лишь мельком заглянул в каюту, и этого оказалось вполне достаточно для меня — я мгновенно вернулся на палубу и смиренно устроил свое скромное «я» на куче мешков с кофе.

Желчная лихорадка вновь вернулась ко мне — я ужасно страдал. В Мемфисе я остановился в «Woodruff House» — аккуратной маленькой таверне, хозяйкой которой была женщина по имени Смит, чей муж служил в армии мятежников и в то время находился в Форт-Пиллоу. В этом доме я больным пролежал около недели, а когда достаточно окреп, чтобы идти дальше, я снова оказался взаперти, да еще похлеще, чем в Литтл-Рок.

Первое, что я сделал, — так это обошел все вокзалы, и на каждом из них обнаружил охранника-прово, который следил за каждым проезжающим. Я поступил несколько безрассудно, задавая вопросы, но выяснил, что все ведущие в город дороги патрулируются. Именно тогда теннессийцы перемещали свои войска через Мемфис в Миссури, большая часть их находилась у Уилсонс-Крик.

Канцелярией прово руководил К. Х. Морган ^[18] — человек, очень похожий на знаменитого Джона Х. ^[19], и, обратившись к нему, я сказал, что я хочу попасть в графство Бурбон, штат Кентукки, где живут мои родители.

— Что ж, сэр, — ответил он, — вы должны привезти с собой двух уважаемых свидетелей, которых я знаю, и которые засвидетельствуют, что вы истинный южанин.

Я ответил, что поиск таких людей не имеет смысла, поскольку я был чужим в этом городе и ни с кем не был знаком дольше, чем с ним, после чего он сразу же объявил мне, что я не могу покинуть город. Услышав такое, я рассердился и заявил, что уйду и без пропуска, а он ответил, что арестует меня. Я тотчас направился к двери, и, поскольку возле нее не было часового, он не мог остановить меня. Я сказал полковнику, что я не думаю, что его рекомендация имеет хоть какое значение, как для меня, так и для любого другого честного человека, а затем немедленно пустился в путь.