Совесть королям - Мартин Стивен Страница 35

— Но для нашего короля самое главное — его молодой любовник! — возразила Джейн.

— Верно, — подтвердил Грэшем. — Причем глупый до невозможности! Единственное, чего желает наш король, — комфорт и свобода от всех забот, и его любовнику нужно то же самое. Роберт Карр не в состоянии принять решение, способное спасти Якова. Какой надеть камзол — для него неразрешимый вопрос, причем готов спорить на что угодно — он мучается им с утра и до самого полудня. Поэтому друг Карра приобретает власть практически неограниченную. Овербери. Сэр Томас Овербери. Волевой. Решительный. Умный. Мечтающий ни больше ни меньше выполнять решения короля от своего имени. Не желающий делиться властью с кем бы то ни было. Любовник короля, растерянный и гораздо менее способный справляться с государственными делами, чем его хозяин, издает вздох облегчения, когда старый друг предлагает ему помощь. Старый друг. Овербери. Наглый. Заносчивый. Получающий через третьи руки никем не читанные документы государственной важности. Теперь та часть власти, которой обладал Сесил, перешла в руки сэра Томаса Овербери. Одна беда: Овербери не имеет высокой должности. К нему по-прежнему имеют доступ простолюдины. Такие, как Марло.

Грэшем говорил теперь очень быстро, словно стараясь облечь свои мысли в слова еще до того, как те слетят с его языка.

— Кит отправляется к Овербери. Говорит, что может уничтожить Сесила. Сэр Томас польщен. Вот что значит власть! Он привечает Марло. Дает деньги, которые позволяют ему на время залечь на дно. Они обсуждают свои злокозненные замыслы. Затем однажды вечером Овербери упоминает о письмах — не иначе как Марло посодействовал этому, усердно подливая ему вина. Хвастается перед Китом, заявляет, что тот не единственный, кто обладает властью над людьми.

Рассказ Грэшема подхватил Манион:

«Эти письма могут стать главной гарантией вашей безопасности! — заявляет Марло своему новому покровителю. — Они могут стать вашим пенсионом! Только подумайте! В один прекрасный день ваш друг Карр утратит былую красоту. При дворе немало красивых мужчин, разве не так? Король вас ненавидит. Его чувства разделяет королева. Позвольте мне взглянуть на эти письма. Я ведь шпион, не так ли? Я знаю толк в подобных вещах». Тогда Овербери приносит письма и показывает их Марло. Рассказывает, где будет хранить их…

— А потом происходит следующее, — продолжил Грэшем. — Письма исчезают. Марло тоже куда-то пропадает. Овербери обманут, он оказывается самым большим дураком во всей Англии. Карр утратит к нему доверие, если станет известно, каким образом бумаги оказались в руках врага. Яков прикажет казнить его или с позором прогонит Карра со двора, что равносильно смерти. Чем же Овербери сможет оправдаться?

— Он говорит, что письма похищены, — вступила в разговор Джейн. — Но похищены у Карра, а не у него. Сэр Томас сообщает об этом сэру Эдварду Коку, оплоту закона всего королевства. Ему прекрасно известно, что Кок тут же бросится к Сесилу. Неожиданно это дело становится, так сказать, чужой головной болью. Овербери самым замечательным образом прикрывает себя. Но почему Сесил так печется о Марло? Старик уже одной ногой стоит в могиле. Он знает, что его часы сочтены. Странно, к чему такие усилия? Зачем кого-то убивать, если позор вам уже не грозит, поскольку вы уже отойдете в мир иной? Зачем Сесилу это было нужно? Во имя чего?

— Репутация! — воскликнул Грэшем. — Более всего милорд Солсбери желал, чтобы его репутация не просто осталась незапятнанной, но и служила примером для других даже после его смерти. Марло же — несомненная для нее угроза. Другая угроза — это я, потому что много знаю. Поэтому удобнее стравить нас, его врагов. Таким образом, он получил гарантию того, что, по крайней мере, один из нас будет убит.

— Получается, что Сесил был не заинтересован в находке этих писем? — спросила Джейн. — Главным для него было убрать с дороги Марло и сохранить собственную репутацию честного посредника и преданного слуги короля, я правильно поняла? — Ей сделалось неприятно при мысли о том, что мужа пытались использовать в качестве убийцы.

— Думаю, Сесил надеялся, что письма будут уничтожены. Он не был заинтересован в том, чтобы они бросили тень на короля Англии. Но бумаги стали удобной приманкой — выманили меня, так сказать, на арену, втянули в водоворот событий. А найду я их или нет — дело десятое. Первой и главной его целью было заставить Марло открыться, заявить о себе, вынудить меня на убийство.

— Или сделать так, чтобы Кристофер убил тебя. Почему Сесил честно не сказал тебе, что это Марло? Зачем придумал какого-то книготорговца из Кембриджа?

— Думаешь, я взялся бы за это дело, зная, что истинная причина — спасение шкуры самого Сесила, а не репутации нашего короля? Да я бы рассмеялся ему в лицо!

— А какое отношение ко всему этому имеют пьесы? — задала резонный вопрос Джейн. — Рукописи Шекспира. Мы нашли объяснение всему, кроме них.

— Это одному лишь Богу известно, — отозвался Грэшем. — Но разве мы не разгадали все загадки буквально с одного захода? Марло желает накликать как можно больше бед и добиться постановки своей пьесы. Возможно, он хочет тем самым показать всему миру свою гениальность. Дескать, смотрите на меня! Великий Кит Марло жив! Воистину удивительное могло получиться зрелище… Ладно. Все равно не это сейчас беспокоит меня. — Грэшем на мгновение замолчал, обдумывая конец фразы. — Меня беспокоишь ты, Джейн.

— Я?! В чем же моя вина? Что я такого натворила? — притворно ужаснулась Джейн.

— Ничего. Ты ни в чем не виновата. Сесил рассчитывал, что Марло осмелится показаться на публике, а это несло бы несомненную угрозу для моей жизни. Но разве ты не заметила нечто ужасное?

Джейн недоуменно подняла глаза на мужа. Он пристально смотрел на нее. «Я должен сказать правду, — мысленно произнес Грэшем. — Я обязан это сделать, иначе к чему вся эта боль, все пережитые ею страдания?» Если он хочет, чтобы она могла защитить себя, то должен ей рассказать все, ничего не утаивая.

— Марло пытался убить не меня. Он целился в тебя, Джейн.

— Но я не понимаю…

— Там, в театре, я видел его глаза, — с нажимом произнес Грэшем. — Они были устремлены на тебя. Вторая стрела была нацелена именно в тебя. Как, впрочем, и первая, которая пролетела мимо и воткнулась в стену в том месте, где за секунду до этого ты стояла. Я же находился в шести — восьми футах в стороне.

— Но за что? Разве я заслужила такое?! — вскрикнула Джейн. — Я никогда никому в своей жизни не причинила зла!

— Он больной человек, Джейн. Он болен — как телом, так и душой. Кит всегда отличался неуравновешенным характером. Сейчас же его сжигает неутолимая жажда мести и страдания от неизлечимого сифилиса. Думается, он решил нанести мне наиболее чувствительный удар. Он не желает убивать меня. Он хочет убить ту, что мне дороже всего на свете. Убить тебя, Джейн.

В комнате повисла тишина. Джейн отчаянно боролась с мыслью, что теперь они оба — и она, и муж — превратились в цель безумного и безжалостного убийцы. Боже! Значит, стреляли в нее! При этой мысли Джейн стало страшно, но не за себя, а за тех, кого она любила и кто любил ее. Так недолго сойти с ума.