Разбойник Кадрус - Эрнест Ролле Страница 35

В день и час, названные Белкой, «кроты» окружили Магдаленский замок. Кадрус и его помощник засели в большом камине гостиной Гильбоа. Белка показал им, как туда попасть. Сам же он остался на крыше, чтобы в случае опасности поднять тревогу.

Жорж и Фоконьяк терпеливо ждали. Они слышали шаги в коридоре, но ничто не указывало на то, что здесь готовились к приходу гостей.

— Уж не ошибся ли Белка? — шепнул нетерпеливый Фоконьяк на ухо Кадрусу.

— Не думаю, — ответил тот.

— А если они изменили день и час? — опять спросил Фоконьяк.

— Молчи, — приказал Кадрус, — молчи и слушай. Идут.

Действительно, в эту минуту дверь приоткрылась и они увидели тонкую полоску света. Вошедший человек направился прямо к камину.

Оба «крота» подумали, что ему приказано развести в камине огонь. Они на всякий случай тихонько вынули свои ножи. Но вошедший лишь зажег свечи и поставил подсвечники на стол.

— Это Шардон, — прошептал Фоконьяк.

Следя за всеми движениями управляющего, Фоконьяк говорил:

— Вот он ставит кресла вокруг стола. Одно. Два. Три… Тринадцать, — заключил гасконец, — несчастливое число, мой милый. Наверное, заговор не удастся. И в нем участвует этот гнусный Шардон! Ну, если среди этих тринадцати найдется Иуда, то, наверное, это будет он, а возможно, и бездельник Гильбоа.

Дверь гостиной распахнулась, и появился хозяин дома в сопровождении одного пожилого дворянина. Это был маркиз де Глатиньи. Вскоре пришли еще три человека, известные своими роялистскими взглядами.

— Все родовитые дворяне, — продолжал шептать болтливый Фоконьяк. — Мне так хочется показаться им. Я ведь тоже маркиз. Вот входят еще. Двенадцать! Но для кого же тринадцатое кресло? Уж не для этого ли гнусного Шардона?

Фоконьяк говорил правду: двенадцать человек, верных Бурбонам, собрались в гостиной Гильбоа. Тринадцатое кресло пустовало.

Кадрусу также хотелось все видеть и слышать, и он провертел дырочку в камине.

— Не правда ли, — шепнул ему Фоконьяк, — они вовсе не так грозны, как кажется? Надо надеяться, что их слова будут интереснее их самих. Вот Гильбоа откашливается, должно быть, как хозяин он будет говорить первым. Послушаем…

Однако заслонка не позволяла «кротам» расслышать речь Гильбоа. Они несколько раз уловили слова: корсиканец, тиран, слышали, как он говорил о законном короле, брате его величества, потом узнали, что речь шла о том, чтобы захватить императора. Оказывается, знаменитое кресло предназначалось брату короля, который должен был приехать, но почему-то отсутствовал. Кадрус и его помощник узнали цель собравшихся, но что же они решат? К счастью, маркиз де Глатиньи ответил на этот вопрос своим громким голосом.

— Господа, — начал пожилой дворянин, — мне кажется, время слов прошло. Оставим их нашим противникам. Бонапарт — надо отдать ему должное — тоже такого мнения. Он не любит ни фраз, ни фразеров. Последуем же его примеру и перейдем прямо к делу.

Эти слова были встречены возгласами одобрения.

— Господа, — продолжал маркиз, — предложение барона де Гильбоа нелепо и фантастично. Как! Завлечь Бонапарта в засаду! Увезти его в Англию! Эта просто глупость! Пуля — вот настоящий способ. Кинжал в крепкой руке — вот другой способ!

Воцарилось молчание. Очевидно, эти способы не нравились благородному собранию.

— Я вас понимаю, — произнес маркиз. — Вы считаете это убийством! Ну, да! В чем же дело? Разве вы забыли смерть герцога Энгиенского? А я не забыл! Долг платежом красен.

Все заговорщики опасливо переглянулись.

— Повторяю, — начал он, — все надо закончить одним ударом. Мертвецы с того света не возвращаются, а из Англии вернуться можно. Когда вернешься во Францию, вспомнишь всех, кто тебя оттуда выслал, и без колебаний велишь отрубить им головы.

— Это уже интересно, — шепнул Фоконьяк. — Если тебе когда-нибудь понадобится помощник, любезный Жорж, советую тебе обратиться к этому маркизу. Однако посмотрим, что ответят другие.

— Этот способ превосходит размеры полученных мной полномочий! — воскликнул Гильбоа. — Его величество решится на все, чтобы возвратить трон своих отцов, но на преступление… Убийства всегда порождали мучеников. Тот, кто теперь против Наполеона, завтра перейдет на сторону его наследника.

Наконец, он предложил обратиться к Людовику XVIII. Старая роялистская партия одобрила это единогласно. Тотчас решили написать королю. Но тут возникло затруднение. Кто напишет письмо? Предложили Гильбоа.

— Слишком большой риск! — вскрикнул он. — И потом я не такого знатного происхождения, как вы.

Но старый мошенник выкрутился. Он позвонил. Появился Шардон.

— Садись, — велел ему Гильбоа, — и напиши, что я тебе продиктую.

Управляющий повиновался. Когда письмо было написано, возникла еще одна трудность.

— Какому надежному человеку мы поручим доставить письмо?

— У меня есть такой человек, — ответил Гильбоа. Это часто служивший мне доверенный курьер.

— Но как же его величество король Людовик Восемнадцатый узнает, что это письмо от нас, если оно будет без подписи?

— У меня есть надежный способ убедить короля, — опять ответил владелец Магдаленского замка. — Я часто переписываюсь с его величеством. Вот этот перстень служит мне вместо подписи. Когда король увидит его в руках нашего курьера, он поверит и передаст нам свои приказания.

В эту минуту Фоконьяк, забыв свой высокий рост, ударился головой об очажный колпак. Полусгнивший складной стул затрещал под тяжестью гасконца. Заговорщики задрожали с головы до ног, но никто не смел даже пошевельнуться. Глаза всех устремились на камин. Кадрус и его помощник воспользовались минутой всеобщего замешательства, чтобы вскарабкаться по трубе на крышу. Между тем маркиз де Глатиньи, бросился к камину. Опомнившись от оцепенения, все ринулись за ним и увидели в глубине камина два складных стула, покрытых пылью. Гильбоа сказал, что лежавшие в камине стулья выносили на улицу в теплую погоду, когда он читал в парке.

— Толстый слой пыли, — заверил он, — доказывает, что ими долго не пользовались.

Таким убедительным доводам никто не мог возразить. Однако все стали просить побыстрей закончить собрание. Письмо запечатали, потом отдали вместе с перстнем старому слуге барона. Затем роялисты простились с Гильбоа, который шипел сквозь зубы: