Проклятие палача - Виктор Вальд Страница 35

Иначе поступить было нельзя. Арбалетчики вернулись без лошадей и повозки. Более того, с ними никто не пожелал беседовать, а многие просто убегали при первом их слове. Так что…

Герцог уже в десятый раз говорил мычащему владельцу градскому:

– Даже если ты тупее всех ослов вместе взятых, ты не можешь не понять простых слов, одинаково звучащих на всех языках подвластных Господу нашему. Я Джованни Санудо – великий герцог наксосский. Я еду к крулю Стефану Душану. Он меня ждет. Мне нужны лошади и повозка. Хотя бы слово круль, ты понимаешь?

– Ладно, чума тебя забери. Будут тебе лошади и повозка.

От дерзости и отличного выговора на венецианском языке этого сербского олуха Джованни Санудо остолбенел. Он пришел в себя только после того, как коренастый владелец градский без видимых усилий сбросил со своих плеч крепкие руки Марса и Ареса. Ангелы хранители уже готовы были применить более действенные методы, чтобы удержать хозяина Перевеза на скамье, но герцог отрицательно кивнул головой:

– Так значит, ты меня с первых слов понимал?

– Почему не понять? Я властелич [56]самого воеводы Прилупы. Слышал о таком?

Герцог наксосский, молча, кивнул головой.

– Мой пронияй [57]находится возле Дубровника [58]. А как жить и торговать на побережье не зная вашего прокл… Венецианский язык мне даже очень знаком. Только лошадей и повозку я вам не продам. И никто не продаст. Все это для армии нашего круля Душана. Залог за них дашь в золоте. Доедим до Арты, а там круль решит, как быть. А чтобы ничего с лошадьми не случилось, поеду с тобой и я со своими воинами. Да и не безопасно в этих горах. Может, круль и действительно ждет тебя.

Джованни Санудо улыбнулся краешком губ:

– С нами еще два рыцаря из Афин и священник. Они дадут в залог перперы [59].

– Каталонцы, – скривился Стешко, – дети сатаны. Ладно. Будут им и лошади, и повозка. Не годится рыцарям в пешем строю. Их мечи могут нам пригодиться. Славные воители… А вот католический священник пройдется пешком, или протрясется на повозке. Не велика птица, хотя и гадит на наши православные кресты.

Утром сборы затянулись, так что от Перевеза тронулись в десятом часу. К полудню уже были глубоко в горных лесах. Здесь, несмотря на яркое солнце и теплый день, было мрачно и влажно. Влажно от множества ручейков, речушек и болот, от дышащих ночным дождем деревьев и кустов, а так же от молочного тумана, что клубился в глубоких пропастях и ущельях. Высокие пики гор ломали солнечные лучи и сколами отбрасывали их в собственные тени и в чащобу лесных зарослей. К тому же гигантские деревья кронами, как щитами, хранили скальную суровость некогда проклятой древними богами земли от щедрот солнца истинного бога.

Герцог наксосский кивнул головой. Ему припомнилось старое предание, вычитанное из книг мудрецов греков. Было время, когда неподвижный из-за страшных телесных мук Джованни Санудо, находил утешение своему горю в прочтении всего, что было под рукой. В том числе и в познании мифов тех, потомками которых он владел. Ведь подавляющее большинство жителей его герцогства были греки.

Древний, как и земля, народ. Много знающие и много философствующие. Только жили они очень давно, когда и земля была очень маленькой. Настолько маленькой, что горы Эпира были краем этой земли. Именно от ее берегов текла печальная река Ахерон [60]. Получается, что земли за Эпиром – это царство мертвых. А еще, что более значимо, это то, что Венеция – сама преисподняя этого царства. Проклятая Венеция. Город оскорбления и… надежды Джованни Санудо.

Джованни Санудо с высоты довольно сносного жеребца осмотрел окрестности. Он только что, вслед за Стешко и его воинами, взобрался на очередной горный перекат. Темно-зеленая стена леса отступила перед серостью и желтизной вершин гор. Дальше виделись все такие же, возвышающиеся над лесами, горы, только все темнее цветом. А там, в едва виднеющейся дали, горы были и вовсе черными. Там было сердце Эпира – земли, проклятой Зевсом.

Если вдуматься, то проклятие главного олимпийского бога просто смешно, до глупого смешно. Вечно возбужденный божественный фаллос Зевса не давал покоя своему повелителю. (Джованни Санудо усмехнулся. Кто в таком случае повелитель?) Вот и потащился Громовержец [61]на край земли, в Эпирские леса и горы. Наверное, перенасыщенный богиней-женой, родственницами богинями, лесными нимфами и морскими нереидами, а также чуть божественной красотой земных девственниц, повелитель всего живого и мертвого пожелал совокупиться с чем-то неизвестным, что обитало на границе жизни и смерти.

Ничего такого необычного не сыскав, но чтобы все же не ссориться со своим божественным фаллосом, Зевс окинул всевидящим оком Эпир и, конечно же, узрел… А как не узреть? Чудовищ, гидр и страшилищ греки-герои уже давненько возвели во славу его же Зевса и его божественной родни. А вот дочерей лесных божков, а еще больше – презренных смертных было видимо невидимо. Куда не посмотришь.

Вот и узрел Громовержец то ли нимфу, то ли прекрасную крутобёдрую девственницу. По устоявшейся привычке бросился он с торжествующим криком на предмет вожделения. Порывисто, мощно, как обычно.

Но произошло что-то невероятное. То ли нимфа, то ли пастушка так налегла на свои крутые бедра, что даже Зевс не смог догнать. Такое бывает. Если лошадь сильно испугать, она и через крепостную стену может перепрыгнуть вместе с всадником. Такое также случалось. Такое записано в рыцарских балладах.

Остановился вспотевший бог и в сердцах плюнул на камни Эпира. С тех пор разгневанный, непривыкший к непослушанию, властитель Олимпа не прекращает войну с этим краем. Он беспрерывно посылает на Эпир то мелкий дождь, то ливень с грозами (земля Гроз, улыбнулся, вспомнив Джованни Санудо. Ему бы такие грозы на его жаждущие влаги острова). А в иные годы снег и заморозки, что убивают урожай. Но чаще всего тяжелые облака тумана, которые будто замершие, полдня держатся на верхушках гор, скрывая от глаз прилепившиеся к ним гнезда-домики дерзких людишек, а потом оседают в леса, окутывая своей холодной местью лесных обитателей.

А еще мстительный Зевс заставляет своего брата Посейдона штормами омывать берега печальной земли, а другому брату Гелиосу велит до красна нагревать колючие камни Эпира.