Сын каторжника - Александр Дюма Страница 35

Шале мадемуазель Риуф, как и деревенский домик г-на Кумба, со всех сторон было окружено садом; однако протяженность этого сада со стороны дороги — иными словами, со стороны главного фасада дома, составляла метров сто, а в той части, где он выходил к морю, — метров двадцать.

Лестница, которой Мариус пользовался для своих ночных вылазок, обычно лежала под навесом, примыкавшим к ломику; молодой человек пристраивал ее в той части стены, где ветви смоковницы могли отчасти скрыть его действия; однако, весь во власти охватившего его возбуждения, он и не подумал принять обычные меры предосторожности и приставил лестницу к тому углу стены, что был обращен к морскому берегу, почти точно над калиткой, через которую из деревенского домика ходили к морю и через которую г-н Кумб непременно должен был пройти, возвращаясь этим вечером к себе домой.

Охваченный решимостью честно посвятить свою любимую в только что открывшуюся ему тайну и вернуть ей слово, полученное им от нее, ничуть не скрывая при этом того отчаяния, какое вызывал у него отказ от столь дорогих его сердцу надежд, но в то же время мужественно выполнить свой долг порядочного человека, укрепив свою любимую в решении, которое не могло не внушить ей его признание, Мариус решил про себя, что, если Мадлен не окажется в саду, где она обычно его ждала, он проникнет в дом, чтобы встретиться с ней. Лихорадочно возбужденный, он теперь так же торопился заявить ей о разрыве их отношений, как всего несколько часов назад страстно желал укрепить ее уверенность в том, что ничто на свете не сможет заставить его забыть ту, которая сама, по своей воле, обручилась с ним.

Оказавшись по другую сторону стены, он шел теперь по направлению к шале, даже не заботясь о том, чтобы приглушить шум своих шагов, раздававшихся на песчаной дорожке; но едва он очутился у первого этажа шале, как ему показалось, что за кисейными занавесками вырисовывается чья-то тень. Он остановился. Темнота была непроницаемой, но именно по этой причине ему удалось определить, что эта тень на фоне освещенного изнутри окна принадлежала вовсе не Мадлен. Ему подумалось, что, испытывая крайнее нетерпение и тревогу, он пришел чуть раньше обычного часа их свиданий, и его появление может опорочить Мадлен, если случайно в ее доме оказался какой-то посторонний посетитель.

Эта мысль изменила решение Мариуса, и он почувствовал необходимость, прежде чем стучаться в дверь шале, достоверно убедиться в том, что Мадлен в доме одна.

Но с того места, где он находился, ему были видны только боковые стороны здания.

Тогда он вернулся к тому месту, откуда пришел, проделал лаз среди кипарисов, изначально высаженных г-ном Жаном Риуфом вдоль общей с участком г-на Кумба ограды, и проскользнул внутрь этой двойной стены из зелени и камня. Следуя по такой весьма узкой дорожке, он добрался до самого конца сада, в той его части, где проходила дорога из Монредона в Марсель, затем во второй раз прошел сквозь стену кипарисов и оказался со стороны противоположного фасада дома, среди зарослей лавра и бересклета, украшавших собою эту часть сада.

Теперь шале находилось перед его глазами, и он взглядом охватывал целиком весь его фасад, обращенный на проезжую дорогу.

Ни малейшего шума не доносилось из дома; лишь одно окно второго этажа оставалось освещенным, но оно находилось не в той стороне, где была комната Мадлен.

Мариус не знал, что и думать обо всех этих странностях, и мысли его, и без того беспорядочные, путались все сильнее и сильнее.

В эту минуту до его слуха донесся глухой стук колес экипажа, рысью ехавшего по дороге из Марселя; этот шум все нарастал, и вскоре экипаж остановился у ворот ограды.

Но все внимание молодого человека в это время было обращено на шале.

И в самом деле, в доме продолжало происходить нечто ничуть не менее странное, чем то, что он уже увидел.

Он обнаружил, что свет, замеченный им в доме с самого начала, стал колыхаться; свет как молния промелькнул за окном коридора, и, поскольку занавесок на окне не было, Мариус сумел заметить, что лампу нес мужчина; затем на мгновение этот свет появился в комнате Мадлен и там внезапно погас. Все погрузилось во мрак; но из комнаты Мадлен доносилось нечто вроде невнятного бормотания, нечто вроде постороннего шума, который нельзя было различить.

Внезапно одно из стекол окна разлетелось вдребезги, и вслед за зловещим звоном разбитого стекла раздался жуткий крик, полный боли и отчаянного призыва на помощь.

— Мадлен! — вскрикнул Мариус, бросаясь вперед из своего укрытия.

— О великий Боже! Да что здесь такое происходит? — раздался с другой стороны кустарников голос, и молодой человек узнал в нем голос девушки, из-за которой он так волновался. То действительно была Мадлен: она только что вышла из экипажа и, открыв калитку, входила в сад.