Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер Страница 33

На другой день, возвращаясь после смены, стоя, как всегда, у двери, на ступеньках автобуса, он тешился слабой надеждой, понимая, что обманывает себя.

Прошло недели две. Заканчивался февраль. От лютых морозов стоял туман. Днем в разбавленном молочной дымкой солнечном свете розовели снег и заиндевелые деревья. Вдруг поселок всколыхнула весть: на участке топит шахту. Туда спешно выехали начальство и специалисты.

Вокруг суетились люди. Проходчики подсекли старую выработку в ней оказалась вода. Сначала пытались откачивать, но мороз за пятьдесят мгновенно перехватывал трубы. Стали намораживать ледяную перемычку на пути воды, однако насосы запустить не удавалось. Пришлось взрывать. Надо было лезть в воду, спасать оборудование. «За мной!» – крикнул Крупнов и, не оглядываясь, ринулся в шахту.

Как ни растирали его, раскалив докрасна печь в вагончике, как ни лечили его могучий организм народными средствами, на следующий день температура рванула к сорока. Его напичкали, накололи лекарствами, а утром, открыв глаза, не помня, как заснул, он увидел Евгению Никитичну. Она встала, задумчиво посмотрела, разметав брови над черными глазами, поправила подушку и спросила: «Есть хочешь?»

«Половина седьмого – сейчас придет», – подумал он, притворяясь спящим. Дверь скрипнула, вошла Евгения Никитична с подарком – мягким шерстяным свитером синего цвета в прозрачном пакете.

– Заспался, – протянула она руку к его лицу. Он улыбнулся, не открывая глаз, изображая пробуждение, засмеялся и притянул ее к себе. Ойкнув от неожиданности, она упала на кровать.

– Пусти! – шикнула она. – Завтрак на столе!

– Не-а… – Он покачал головой.

– Пусти на минутку!

Он отбросил в стороны руки. Скинув халат, она нырнула под одеяло.

Через палисадник Крупнов вышел на улицу, притворив калитку, направился к конторе. Земля кисла, нехотя освобождаясь от снега. Всю неделю заряжал колючий дождь, вперемежку то с крупой, то с тяжелыми белыми хлопьями. На южных склонах сопок снег оплыл, обозначив проталины. С куста на куст мелькали пуночки, а впереди возле лужи вышагивала, вздрагивая хвостом, трясогузка. Земля ждала солнца, но небо свинцом клубилось над ней, прижималось, накалывая серые клочья на вершины сопок.

Серыми клочьями билась на ветру полопавшаяся за зиму пленка на теплицах. Кое-кто успел натянуть новую, а у кого под стеклом в начале мая затопили печки, уже натыкали в прогретую землю рассаду, посеяли зелень.

Неделю назад ожил ручей Бодрый, они опробовали промприбор, а сутки спустя начали промывку. Шахты пока не топило, последние пески выдавали на-гора. До осени наступали золотые деньки: следи, чтобы все крутилось, вертелось, подгребай пески на прибор, сдавай золотишко… курорт – не работа!

– Пустил прибор-то, Федотыч? – поравнялся с Крупновым плотник Степан Садыков.

– Крутится, – кивнул Крупнов.

– Справляиси? А то подмогнем.

– Скажи лучше, когда дом сдавать собираешься?

– Скоро, а тебе что с того?

– Мишка мой, Кесарев, квартиру ждет, за женой в отпуск едет, беспокоится.

– Пущай везет, к сентябрю аккурат вселится. – Садыков прошел несколько шагов, глядя под ноги, хмыкнул, удивленный какой-то мыслью, поправил на голове старую беличью ушанку. – Вот жисть, а, Федотыч, бабу с материка прямо в новую квартиру. А я, значит, прибыл, меня – в барак. Потом разрешили балок срубить. Гоголем ходил – хрен с ним, что три на пять и удобства в тайге, отдельное жилье! Расписал своей – приехала, подвожу ее, а она, дура, башкой туда-сюда, где дом-то? Да вот же, показываю, а она мне на шею и в рев.

– То когда было… – Крупнов хотел перешагнуть лужу, но не рассчитал, чавкнул сапогом в край.

– Когда, когда… – Садыков наморщил лоб, шлепая по грязи. – Так, двадцать шесть годков клюнуло.

– Вон твой барак. – Крупнов двинул рукой в сторону соседней улицы. – Не хочешь обратно?

– Я свое отбарачил, пущай другие хлебают, чтобы жизня медом не казалась. Бывай, Федотыч. – Садыков свернул в проулок, к строящемуся дому.

Крупнов посмотрел, как Садыков, не выбирая дороги, кряжисто месил грязь; глянул на стройку. «Не брешет, – подумал он, – должны успеть».

Возле конторы возилась, перемещалась, следуя своим весенним устремлениям, разномастная стая приисковых собак. Через открытую дверцу из «уазика» за удивительным смешением пород наблюдал директорский водитель Михаил. Привезенные с разных концов страны овчарки, пудели, спаниели, боксеры скрещивались между собой, с местными лайками и являли миру чудеса свободной селекции. Неподалеку от Михаила в одиночестве задумчиво сидело мохнатое существо, похожее на волка, но с квадратной мордой, обвислыми, как у дога, складками на челюстях.

Дверь в директорский кабинет не закрыта. В небольшой приемной люди – дожидаются, пока директор доложит сводку за прошедшие сутки. С началом промывки так каждый день. Сколько промыли, сколько сняли золота, отход, неотход среднего содержания – все фиксируется, анализируется, принимаются меры. Пока директор висит на телефоне, потихоньку делятся новостями.

– Твой-то вчера опять явился. Весь вечер с Юлькой шушукались.

– А мне сказал, с ребятами болтался. Грустно, говорит, скоро разбежимся кто куда.

– Смотри, не пришлось бы сватов засылать.

– Выучатся, тогда и про сватов пусть думают.

– Много они нас слушают.

Директор положил трубку. Разговоры стихают. После коротких докладов директор говорит:

– Сегодня прилетят пятнадцать новичков. – Посмотрел на начальника отдела кадров. – Займись с ними, Андревна. А ты, Владислав Николаевич, – просит главного инженера, – сразу их в постоянные бригады.

– Надо бы на промывке обкатать.

– И глядите у меня, – директор пропускает замечание мимо ушей, смотрит на бригадиров, – без завагонной педагогики.

Все смеются. Зимой у Крупнова остановился транспортер. Пока ждали электрика, два «умельца» полезли и пожгли движок. Крупнов по одному вызвал их за вагончик, провел короткую воспитательную беседу. «Лучше я один, чем вся бригада!» – привел он неотразимый аргумент.

– Зато доходчиво, – разводит ручищами бригадир Поливанов.

– Ты, Поливанов, дурным примерам не подражай, – нагоняет строгость директор. – Всё! Всё! – поднимает он руку. – Работаем!

Проводив мужа, Евгения Никитична вышла в теплицу. Воздух под стеклом был еще теплым и влажным. Набросав в печку новых поленьев, раздула огонь.

– Здравствуй, соседка! – В дверь вплыла Раиса, ее семья занимала другую половину дома.

Раньше Раиса дружила с покойной женой Крупнова. После ее смерти первой пришла на помощь, легко сошлась и с Евгенией Никитичной. Та как-то удивилась: «Вы же меня совсем не знаете».

«Небось не хвостом вертеть к двум детишкам-то пришла», – ответила Раиса.