Мятежный лорд - Виктория Балашова Страница 33

– Я же тебе обещала. Конечно, я буду рядом с ней, не сомневайся.

* * *

Тереза лишь внешне смирилась с неизбежностью расставания с Байроном, но внутри все у нее сопротивлялось и бунтовало. Ссориться Терезе больше не хотелось. Она сознавала, что его решение не изменится. Обещания Джорджа вернуться к ней из Греции казались лишенными смысла. Предчувствия, обычно терзавшие Джорджа, теперь изводили Терезу. Единственным человеком, который готов был выслушать ее, оставался брат.

– Не отступай от него ни на шаг. Будь рядом, – твердила Тереза. – Он неспособен позаботиться о себе. Джордж часто болеет, но ненавидит врачей. Позаботься о нем, пожалуйста.

Пьетро кивал. Он любил Байрона как старшего брата и готов был следовать за ним по пятам. Пока основная часть хлопот по подготовке к отъезду легла на него. Джордж давал поручения, а Пьетро пытался достойно их выполнять.

– Конечно, не сомневайся. Я уже давал тебе подобные обещания и готов дать еще сколько угодно. Поезжай с отцом и жди нас обратно. Война не продлится долго, ведь сколько людей едут помогать Греции, – Пьетро воодушевляла возможность действовать, но он искренне верил, что возвращение в Италию не заставит себя долго ждать. О письмах Байрона в Лондон своему банкиру, в которых говорилось о его намерениях пробыть в Греции четыре года, никто не ведал.

На вилле в Альбаро установилось странное спокойствие. Но тишина была только видимостью. Она скрывала страхи и душевную боль ее обитателей, не позволяя им вырываться наружу. Порой казалось, в доме никто не живет – слуг звали редко, а животные словно чуяли недоброе и не резвились, как раньше, устраивая шум и гам на первом этаже. Трелони почти все время проводил на корабле, отдавая последние указания перед выходом в море. Ему одному приключение виделось очередной забавой. А жизнь так не баловала его ими в последнее время. Предсказанные даты могли отсрочить письма из лондонского комитета или вести из Греции, но регулярная переписка оборвалась; четкие инструкции о том, куда направляться Байрону, не приходили.

– Почта работает ужасно, дорогой Эдвард, – жаловался Джордж. – Считаные дни нас разделяют от того момента, когда мы покинем Геную. Задерживаться не будем.

Иногда возобновлялись вечерние прогулки верхом, и разговоры о предстоящей поездке вспыхивали с новой силой. На каждый приход Трелони Тереза реагировала болезненно, хоть и старалась поменьше ссориться с Байроном. Но Джордж видел, как она переживает, и сам тоже начинал волноваться.

– Надо скорее уезжать, – говорил он. – Затянувшееся прощание ни к чему нам обоим. Менять принятое решение поздно. Я уже вложил в это предприятие немалые деньги. В Англии успели объявить меня героем, а греки ждут моего приезда. Пути назад нет.

Трелони казалось, что иногда Байрон жалеет о предпринятых шагах. Здоровье его не улучшалось, а настроение менялось по нескольку раз на день. К тому же начавшие было ослабевать чувства к Терезе теперь обрели новую силу. Джордж называл ее своей единственной и последней любовью, меланхолично рассуждая о предстоящей разлуке.

– Оставайтесь, Джордж! – восклицал Трелони. – Мы поедем с Пьетро и выполним все ваши инструкции. Вам ехать незачем, – его настораживали лихорадочный блеск глаз Байрона и нежелание менять намеченные планы.

– Мне так нагадали. Вы ведь помните, я должен ехать. С судьбой спорить бесполезно. Ее не обхитришь. Я попаду в Грецию. Не стоит меня отговаривать. Напротив, именно вы с Пьетро вполне могли бы здесь остаться, но не я…

Спор был бесполезен. Да и в глубине души Трелони хотел, чтобы друг, которым он так восхищался, которого он так любил, ехал с ними. С одной стороны, Байрон производил впечатление человека закрытого и не стремящегося к общению. С другой – он слыл прекрасным собеседником, к нему притягивало людей, что одновременно удивляло и восторгало Эдварда. Если из Англии приезжали соотечественники, они считали своим долгом нанести визит вежливости Джорджу. Да, в последнее время гостей на вилле принимали крайне редко. Тем не менее всегда находились желающие зайти к нему и потом рассказывать о Байроне правду, а чаще – плести небылицы…

Кроме Гамба и слуг других итальянцев в доме не видели. Друзья и родственники Терезы остались в Равенне, а в Генуе их принимали холодно, не выражая ни малейшего желания с ними общаться.

– Терезе, наверное, скучно весь день проводить одной, – предположил Трелони, – без вас, дорогой Байрон, она лишится единственного собеседника. Отчасти я понимаю ее нежелание вас отпускать.

– О, не преувеличивайте, мой друг! – Джордж скривился. – Она с детства жила в монастыре и привыкла к такому образу жизни. Это меня в итальянских женщинах и восхищает. Они умеют скандалить и добиваться своего, но в целом это женщины определенного воспитания, приученные к уединенному времяпрепровождению с молитвенником в руках. Поверьте, Тереза не видит ничего особенного в том, чтобы сидеть в комнате, глядя в окно. Конечно, ей нравятся беседы со мной. Никто в ее окружении не имеет образования, подобного тому, что я получил в Англии. Я не тешу себя мыслью о наличии у меня особого дара или таланта. Однако же стоит признать: тут мужчины проще и найти в собеседники человека тонкого склада, достойного происхождения сложно…

* * *

Отсутствие писем с указаниями из Греции заставило Байрона чуть отложить выход в море. Погрузка всего необходимого на борт тоже происходила не так быстро, как хотелось бы. С собой Джордж велел брать медикаменты, которых хватило бы для нескольких сотен человек на год, две пушки, амуницию и личное оружие. Кроме того, на борт подняли пять лошадей и ньюфаундленда. С Байроном уезжали Пьетро, Трелони, врач, восемь слуг и грек, который прибыл в Геную из России и собирался возвращаться на родину.

Ни десятого, ни двенадцатого июля выйти из порта не удалось: в спешке шли последние приготовления.

– Завтра тринадцатое. Предлагаю, дабы не откладывать более отъезд, остаться на «Геркулесе», – объявил Джордж Пьетро и Трелони. – Четырнадцатого поутру двинемся в путь.

– Приготовления закончены. Мы можем выступить и завтра, – сказал Пьетро. – Погода стоит превосходная. Капитан готов поднять паруса.

– Нет, мой друг, тринадцатого мы останемся в порту, – возразил Джордж. – Иначе все путешествие будет проходить под дурным знамением.

– Это правда! – подхватил Трелони. – Тринадцатого выходить нельзя. К сожалению, мы не сумели собраться раньше, но в том нет нашей вины. Думаю, письма от господина Блэкьера застряли где-то по дороге. Но если мы не выдвинемся сейчас, то не выдвинемся никогда. Поэтому четырнадцатое число вполне подходит для осуществления наших намерений.

– Десятое, двенадцатое, четырнадцатое – ряд цифр один, – промолвил Байрон. – Завтра переедем на корабль, решено. Предупредите команду. Пусть все будет наготове.

Теперь Джордж казался совершенно спокойным. Лихорадочное состояние покинуло его. Со стороны он выглядел уверенным в себе человеком, командиром, ведущим свой отряд на благое дело. Он распрощался с Терезой, которой не позволил провожать его до порта, отправил весточку Мэри и тринадцатого июля, как и запланировал накануне, поехал к морю. Команда ожидала на борту. Капитан воодушевленно расхаживал по палубе, отдавая последние распоряжения. Единственными недовольными были лошади, которые нервно били копытами и громко ржали. Им поход по морю уже сейчас представлялся мероприятием опасным и совершенно неподходящим для их лошадиной сущности. Ньюфаундленд по кличке Лев пытался соответствовать гордому имени и не показывать страха.