Остров затерянных душ - Джоан Друэтт Страница 33

Также нет необходимости говорить о том, что остальные трое, волновавшиеся, что их товарищей унесло в море, были чрезвычайно рады их видеть.

Джорджу и Алику в то утро несказанно повезло поймать молодого тюленя, и это было, по словам Масгрейва, настоящим пиршеством, ведь они давно уже не ели мяса молодого тюленя. Капитан пишет: «После того как мы в полной мере воздали ему должное, мы немедля улеглись, и не нужно было петь колыбельную, чтобы нас убаюкать».

На следующее утро Масгрейв с радостью обнаружил, что дождь прекратился, и они с Райналем отправились за лодкой. И снова удача отвернулась от них: дождь хлынул прежде, чем они прошли полмили. Однако они продолжили путь, беспокоясь о лодке, которую ни в коем случае нельзя было терять. Как пишет Масгрейв, «лишись ее, мы потеряли бы средство поддержания наших жизней». К счастью, они нашли ее в точности там же, где и оставили, наполовину залитую водой, но невредимую.

«Вычерпав из нее воду, мы разожгли костер и одну за другой как-то умудрились высушить наши одежки и перекусили».

После этого они стали ждать благоприятной погоды. В полночь ветер наконец переменился на попутный и они смогли отправиться домой под парусом.

Масгрейв оставил идею обустроить наблюдательный пункт у самого берега, удовлетворившись высоким местом на холме в двух милях от их дома, откуда было далеко видно воды гавани и можно было оповестить обитателей Эпигуайтта, чтобы они спускали лодку на воду в том случае, если будет замечен парус.

«А он, несомненно, появится. С начала октября я намерен самостоятельно ходить туда и вести наблюдение, – заявил он. – Я буду оставаться там до тех пор, пока мы не оставим последнюю надежду на его появление».

Впрочем, до октября было пока далеко, ведь шла только середина июля, и самая суровая часть зимы была еще впереди. Тем временем Масгрейв вернулся к своей привычке пускаться в долгие одиночные походы, а также, что стало его навязчивой идеей, к тщательному контролю показаний барометра и сравнению их с действительными погодными условиями, считая, что между первыми и вторыми связь совсем мала.

Когда стрелка барометра поднималась, что обычно является признаком ясной погоды, он, проснувшись, чаще всего обнаруживал, что за окном «темно, мрачно и туманно» и что поднимается жуткая буря. «Очередное подтверждение лживости и почти полной бесполезности барометра в этой местности, – констатирует капитан и прибавляет иронично: – А по существу лучшим барометром, как выяснилось, служат назойливые падальные мухи, которые по-прежнему с нами. Они роятся, когда собирается дождь, и тем самым даже предсказывают бурю». В последнюю неделю июля температура опустилась до 22 градусов по Фаренгейту, но падальные мухи были живы и портили мясо, одежду и одеяла практически так же омерзительно, как и в самый разгар лета, а мошки кусали их столь же яростно, как и всегда.

«Я могу здесь в точности описать наше жалкое существование в эти дни, – пишет Масгрейв. – На завтрак – тушенное до полужидкого состояния тюленье мясо, жареные коренья, вареная или жареная тюленина и вода. Обед – то же самое. Ужин – еще раз то же самое. И все это повторяется двадцать один раз в неделю. Мидии и рыба стали большой редкостью, мы уже давно не можем их добыть».

Восемнадцатого июля они наткнулись на стаю морских львов и смогли убить трех шестимесячных детенышей и беременную самку, но избегшие их дубинок животные ушли в другое место, и найти их еще раз не удалось.

К концу июля Райналь записал, что их рацион ограничился одним только соленым мясом, ставшим прогорклым и почти несъедобным, несмотря на их усилия сохранить его. Хотя охотники проводили в походах столько времени, сколько было возможно, возвращались они с пустыми руками и понуро опущенными головами. После трех дней неудач кряду все пятеро были столь подавлены, что вместо вечерних занятий валились спать сразу же после прочтения молитв, пытаясь сном облегчить муки голода. «Поскольку мы были постоянно уставшими, мы спали», – отмечает в своем журнале капитан.

Затем произошло природное явление, которое отчаявшиеся люди истолковали как добрый знак. Вышедший по нужде из дому Джордж ворвался внутрь, восклицая:

– Скорее, идите и посмотрите!

Все они опрометью бросились в холодную тьму и увидели то, что Райналь описал как «сполохи разноцветного огня». Они метались и извивались по небесному своду, затмевая звезды своим призрачным сиянием, подобно грандиозному фейерверку, происходящему в абсолютной тишине. Отшельники стояли и, благоговея, созерцали полярное сияние, ошеломленные демонстрацией «величия природы и могущества Творца», пока холод не загнал их в помещение.

Ранним утром следующего дня Райналь и Алик отправились на охоту, разойдясь в разных направлениях. Райналь вернулся в Эпигуайтт с парой маленьких бакланов, которых подстрелил из своего ружья, но к тому времени, как их ощипали и приготовили, Алика все еще не было. Только после того, как все остальные пообедали, предусмотрительно отложив долю норвежца, они увидели, как он спускается со скалы. К их радости, его спину обременяла тяжелая ноша.

«Мы побежали ему навстречу, – пишет Райналь и далее восклицает: – Ах, какое счастье!»

Алик нес целую тушу молодого морского льва весом более сотни фунтов.

«С этим грузом он прошел от входа в бухту по самому сложному маршруту, какой только можно представить! Наш норвежец – крепкий и неустрашимый парень; пусть он мало говорит, но зато знает свое дело».

Алик выследил тюленя и его мать по следам, оставленным ими на снегу, и смог убить их обоих. Теперь он настаивал на том, чтобы они отправились с ним за тушей самки, опасаясь, что ночью могут ее лишиться, так как в последнее время их не раз будил собачий лай.

Оставив Энри разделывать годовалого тюленя и готовить жаркое, остальные ушли за норвежцем. Масгрейв шел сразу за Аликом, а Райналь и Джордж отстали от них более чем на сотню ярдов. Желая догнать их, Райналь решил, что сможет сократить путь через лес, и очутился над озерцом, в которое вливался низвергающийся в расщелину сбоку скалы поток воды. А потом он замер, услыхав лай тюленя. В следующую секунду он увидел животное – молодого самца морского льва.

«С дубиной в руке, – пишет он, – я пустился за ним вдогонку».

Тюлень двигался быстро. Неожиданно он исчез из-под самого носа преследующего его Райналя. Прямо перед ним зияла расщелина, и Райналя уберегло только то, что он ухватился за папоротник, который, слава богу, выдержал Райналя даже тогда, когда тот упал, поскользнувшись. Поднимаясь на ноги, он услышал, как морской лев внизу плюхнулся в воду. Он крикнул Джорджу, который, как оказалось, уже спустился с другой стороны на дно ущелья, чтобы там, притаившись, подстеречь тюленя. Он слышал ответ англичанина, слышал, как тот устроился в засаде. А после – тишина. Прошло десять минут, и ни звука.

Намереваясь выгнать тюленя из воды, Райналь за ремешок повесил дубинку на шею и ногами вперед полез в темную расщелину, все быстрее скользя вниз, пока не бултыхнулся по колено в ледяную воду. Тут он замер, не шевелясь. Хотя он и слышал зверя, но не видел его ясно, так как был по другую от него сторону завесы из корней и лиан, свисающих сверху. Осторожно нырнув под нее, Райналь очутился в объятой полумраком пещере. Посередине падал поток сверху, а в стороне притаился тюлень, тревожно переводя взгляд с Райналя на Джорджа, чей силуэт выделялся против входа.