Гиблое место - Юрий Шиляев Страница 32

– Ого, богато оборудовано! Да тут целое производство, смотрю?!

– Точно, производство, – кивнул спутник. – Презренные драгоценные металлы – серебро, золото, платина, ещё технические алмазы. Из института.

Он прошёл к столу, поводил мышью – экран дисплея вспыхнул. И я, казалось бы, уже готовый к любым сюрпризам, увидел на мониторе мозаику маленьких окошечек, на которые выводилась информация со ста с лишним – не меньше – мониторов.

– Это что?

– А это вот и есть он самый, пробный коммунизм. Институт, зона, гора, вот охрана, – он навёл курсор на один из квадратов – и на весь экран возникла физиономия жующего охранника. Парень в камуфляже прихлёбывал что-то из большой кружки с уродливым жирафом, нарисованным на фаянсовом боку.

– Папку открой. Бумаги можешь не смотреть, это дубликаты. Вообще-то, там все документы по землеотводу, сам собирал, акты о передаче земли, геодезические съёмки. И по ним земля под институтом, зоной и военной частью числится за Министерством обороны. Там же договор аренды этих земель для ведения сельскохозяйственной деятельности акционерным обществом «Заветы Октября». Там же завизированный протокол о проведении аукциона по реализации имущества Министерства обороны, включая здания, сооружения. Твой напарник, Виктор, подготовил, пока ты ездил. Сказал, что военными всё уже схвачено. Потом сам посмотришь что к чему. Ты поройся – флешка должна быть меж бумаг, вот она-то и нужна. Там документы – копии – вообще всё об институте, там же у меня фотографии документов с московских архивов, естественно, то, что смог найти в открытом доступе. А здесь мастерская. Собственно, я полезное с приятным соединял – полезное – это подработка, Исмаилыч платил хорошо.

– Но и сам имел, смотрю, не слабо?

– Да, – серьёзно ответил Петро, – миллионером был. В долларах.

«И не он один», – подумал я. Сбыт драгоценных металлов – дело серьёзное, так что скоро можно ждать гостей. Вряд ли захотят остаться без такого большого куска.

По рассказу Петро выходило, что Исмаилыч в Поломошном появился ещё в девяностых годах, обделывал какие-то мутные сделки с командованием части, реализовывал «излишнее» воинское имущество, проводил какие-то зачёты. Ну, оно и понятно – в девяностые все этим промышляли. Видно, тогда и присмотрелся к институту за колючей проволокой. Проникнуть «в лоб» сразу не удалось. Три года назад, уже поселившись здесь, он попытался завязать контакты с охраной – не получилось, был скручен, арестован и на вертолёте доставлен в Барнаул. Но хитрому абхазу удалось как-то выкрутиться, прикинулся дурачком: «Мал-мала заработать, ребят поддержать, мал-мала продукты возить, малачко-шмалачко»… – на этом и выехал. Видно, решили, что с дурака спрос маленький, мелет что ни попадя, ничего толком не зная. Ещё, видимо, не хотели привлекать внимания к институту. Но неделю продержали, как потом рассказывал Исмаилыч, в отдельной камере, но кормили-де хорошо и разговаривали вежливо. После «вежливые люди» настоятельно «посоветовали» ушлому сыну гор ближе чем на сто метров к колючке, окружающей институт и военную зону, не приближаться. Не тут-то было! Институт манил Исмаилыча куда покруче, чем запахи цветов приманивают пчёл. И тогда, будто в ответ на его молитвы, в колхоз приехал Петро.

– Так-то я не собирался в Поломошном оставаться, приехал на похороны. Деда хоронил. А тут, с одной стороны, Исмаилыч – мол, ты физик, мал-мала науку знаешь. Помогай – тебе, говорит, немножко хорошо, и мне тоже немножко хорошо. А с другой – сам давно институтом интересовался, но попасть туда возможности не было, а тут такой шанс!

Институт стал для абхаза настоящей сокровищницей Аладдина, или пещерой Лейхтвейса, или островом сокровищ – или всем этим вместе. Здания институтов законсервированы, но внутри осталось ценнейшее оборудование. На пайку в те времена не жалели ни золота, ни платины, ни других редких металлов. Кто поглупее бы, тот постарался вывезти всё, что попадёт под руку, на лом чёрных и цветных металлов, но Исмаилыч знал свою выгоду и одержимым не был.

– Я с ними ходил. Исмаилыч нечасто сам в институт заглядывал, всё больше дядю Пехлевана или Арсена со Славой посылал. А я смотрел, чтобы правильно брали, не громили, не ломали, шума лишнего не создавали вообще. И, не дай бог, за пределы маршрута не отклонились. Ложную информацию посылать на все камеры затруднительно, да и не нужно, поэтому маршрут и прокладывался. Я на месте смотрел золото и платину – где какая пайка, но там – не поверишь – целые детали были из золота и платины, чистых, технических. Приносили сюда, здесь уже гальванические ванны, электролиз – тоже я организовал, и потом уже чистый металл в слитках. – Тут я мысленно присвистнул. – И вот, где-то с полгода назад, – продолжал Петро, – обследовали ремонтный цех и наткнулись на склад расходных материалов. Припой там – чистая платина, золото, серебро в слитках. За один раз всё не вынести, взяли сколько смогли, а в следующий раз они сами пошли, даже не предупредили меня. Я случайно на мониторе увидел.

– Исмаилыч с ними был?

– Нет, он не любил туда ходить, обычно либо здесь оставался, либо, если помощь требовалась, ждал за колючкой. А в тот день его вообще не было в Поломошном. У меня вообще создалось впечатление, что он не знал об этом походе в институт. Я случайно увидел – ну, думаю, пойти встретить, что ли? Не хотел, но пошёл – наберут ведь, не дотащат. А тут гора завыла. Никого не встретил в тот день, не вышли они из зоны. А Исмаилыч, как приехал, долго ругался – не по-русски – в ярости был, но куда денешься? Мы эти два месяца до вашего приезда с ним только раз ходили. Он слитки грузил, а я помогал. Он без меня вообще как без рук, последнее время особенно.

Без комсомольца семидесятых действительно мошенники были как без рук, но до него самого, похоже, не доходило в принципе, что без него этого дела бы не было вообще. Покрутился бы Роберт Исмаилович возле пробного коммунизма, облизнулся бы да и уехал не солоно хлебавши. Это ботаник разобрался вначале с системой датчиков и камерами наружного наблюдения. Небольшой сканер собственного изобретения снимал всю информацию с датчиков и передавал на компьютер, стоявший в подвале дома Исмаилыча.

– Исмаилыч денег не жалел. Компьютер мощный попросил – пожалуйста. Технику – любую за любые деньги, микросхемы в этой коробке, – он постучал по корпусу системного блока, – знаешь, сколько стоят? Сам собирал его! А сканер? Тоже моя разработка, для перехвата информации с компьютера охраны. Тоже никому не нужен, сколько с ним порогов оббил!

Петро сказал это с обидой, даже с какой-то детскостью в голосе. Если бы не интонация, я бы так и не понял, кто передо мной, продолжая подозревать ботаника во всех преступлениях, вместе взятых, и в каждом в отдельности. Но тут всё встало на свои места: я сталкивался с такими типами, – самоделкины, учёные и просто изобретатели, они порой придумывали такие гениальные штуки, что просто диво! Но так на всю жизнь и оставались «подающими надежды непонятыми гениями». И ещё большими детьми, которым не нужно было ничего, кроме их игрушек. Исмаилыч, видимо, сразу понял это, а до меня дошло только спустя неделю. И сейчас смотрел, как горят глаза комсомольца семидесятых, как раскраснелось счастливое лицо, пока он рассказывал о своих разработках. А их было много, внушительно много…