Повелители волков - Виталий Гладкий Страница 32

— По запаху, — ответил, скалясь, Кимерий.

— Ты, случаем, мозги не отморозил?

— Нет, мозги на месте. А вот ты совсем нюх потерял. Здесь неподалеку пещеры. Видишь вон то одинокое дерево без верхушки? Или ты все позабыл?

— Да понял я, вспомнил, — повеселел Лид. — Еще немного, и мы будем у наших друзей. За деревом овраг, а там уже совсем рядом пещеры.

— Вот я и говорю — нюхай…

Кимерий и Лид приторочили свое «убежище», — скатанную кошму — к потнику одного из коней, и поехали, ориентируясь на дерево, верхушку которого расщепила молния. Лошадям стало трудно передвигаться по степи, потому что снежный покров доходил им до брюха, и издали казалось, что они плыли. Поэтому о любом аллюре, кроме шага, можно было забыть.

Постепенно две конные фигуры удалились и вскоре превратились в две букашки, медленно ползущие по снежной равнине к одиноко стоящему дереву. Когда-то это был великан со стволом в три обхвата. Но молния и годы сделали свое дело, и дерево засохло. Удивительно, что оно вообще выросло среди степи, где рос только кустарник. Наверное, когда-то в этих местах стояли дремучие леса, но потом или степные жители вырубили их для своих целей, или уничтожил один из степных пожаров, от которых не было спасения ни растениям, ни животным, ни людям.

Возможно, это дерево в конце концов пошло бы на дрова, очень ценные в степи, но в какой-то момент оно стало местом поклонения всех окрестных племен. Теперь он было не просто «дерево», а Дерево с большой буквы. Обычно скифы воздвигали своим божествам каменных истуканов, а тут сама природа преподнесла им в дар алтарь, где можно было совершать жертвоприношения. Они были скудными, наивными, — у корня дерева-великана проливалось несколько капель молока или вина, а к веткам привязывалась ленточка из материи — тем не менее скифы верили, что Дерево обладает чудодейственной силой (а иначе как оно могло вырасти таким большим).

Когда Кимерий и Лид почти растворились в белом мареве, в одном из неглубоких оврагов неподалеку от того места, где они пережидали бурю, повторилась картина, напоминавшая недавнюю: один из сугробов внезапно ожил и на свет ясный выбрался человек.

— Хватит ночевать! Наших подопечных уже и след простыл, — сказал он кому-то, и рядом с ним появился другой.

Вдвоем они быстро раскидали снег, и в овраге выросла юрта, — скорее просто палатка — откуда тут же показались две лошадиные головы. Их хозяева оказались куда предусмотрительней Кимерия и Лида; в юрте было и просторней, и теплей, чем под куском кошмы.

— Неплохо бы пожевать чего-нибудь, Радагос, а еще лучше сварить похлебку, чтобы хорошо согреться, — сказал первый. — Да, видно, не придется. Надо ехать, иначе можем потерять след.

— Хочешь согреться, иди пешком, — буркнул второй и начал снимать юрту. — Помоги, не стой столбом!

Это были Ивор и Одноухий. Они следили за Кимерием и Лидом. Радагос возвратился в Ольвию с наказом вождя племени Жавра вести двух негодяев на «поводке» до тех пор, пока не поступит другое распоряжение. Что там еще придумали вождь и старейшины, Радагос не смог выяснить, но Жавр был горазд на разные штуки, поэтому ни он, ни Ивор не сомневались, что Кимерию и Лиду готовится нечто особенное.

Собрались быстро. Лошади были накормлены — пока их хозяева пережидали бурю, они жевали ячмень, который был гораздо питательней овса, и для насыщения его нужно было меньше, — и следопыты отправились в путь немедля. Кимерий и Лид уже были не видны, даже востроглазый Ивор не мог различить их на фоне искрящейся белизны.

Тогда Радагос порылся в сумке, привязанной к поясу, и достал оттуда хитрое приспособление для дальновидения, придуманное одним греком, попавшим в плен к джанийцам. Оно называлось «волшебным глазом». Приспособление представляло собой несколько тонких, тщательно отполированных пластинок изумруда, заключенных в бронзовую оправу. Благодаря «волшебному глазу» далеко расположенный предмет приближался настолько, что его можно было рассмотреть во всех подробностях.

Лид приложил приспособление к правому глазу и начал всматриваться вдаль.

— Они направляются к Дереву, — сказал он спустя какое-то время, бережно завернул «волшебный глаз» в кусок замши и вернул его на место — в сумку.

— Понятно, — ответил Ивор. — Их намерения мне ясны. Где-то в этих местах скрываются разбойники под предводительством Сатрабата. Наши лазутчики давно хотели его выследить, но он хитрее старого лиса. Кажется, где на этой равнине можно спрятаться? А разбойники Сатрабата словно сквозь землю проваливаются. У Сатрабата отличные следопыты. И он всегда выставляет охранение… по крайней мере тогда, когда рыскает по степи в поисках добычи.

— Поживем — увидим… — пробурчал Радагос. — Мы тоже не лыком шиты. Кто такой Сатрабат? Это имя мне приходилось слышать, но тогда у меня были другие заботы и я пропустил его мимо ушей.

«Мимо уха», — хотел было пошутить острый на язык Ивор, да вовремя сдержался, — Радагос очень не любил, когда ему напоминали о его увечье.

— Он из племени басилея Таксакиса, — ответил Ивор. — Был жрецом, но совершил какой-то тяжкий проступок, за что его должны были прокатить на волах.

— Как это? — заинтересованно спросил Одноухий.

Сам будучи наполовину скифом по рождению, он сызмала рос в племени джанийцев, поэтому не знал некоторых скифских обычаев.

— Повозку, в которую запряжены волы, нагружают хворостом, сверху привязывают осужденного и хворост поджигают. Испуганные волы бегут что было мочи, тем самым раздувая костер на повозке.

— Да-а, мои сородичи большие мастера на такие штуки… Но как смог Сатрабат уйти от наказания?

— Друзья помогли. Он сбежал, а вместо Сатрабата на костер послали раба, похожего на жреца и в его одеянии.

— Но ведь раб мог закричать!

Ивор ухмыльнулся и ответил:

— Раб был покорным как телок. Его опоили маковым настоем, и он только мычал. Так по крайней мере рассказывали наши лазутчики. А может, ему просто заткнули рот. Хотя вряд ли — народу было в радость послушать предсмертные крики осужденного на смерть, тем более жреца-прорицателя. Знать редко попадает на костер. А Сатрабат сколотил шайку из разного отребья, и теперь разбойничает, наводя страх на купцов и табунщиков, которые гонят скот в Ольвию на продажу.

— Неужто Таксакис не пытался поймать Сатрабата?

— Его хотят поймать все степные племена. Но он, как я уже говорил, неуловим. Просто чудеса какие-то. Поговаривают, что Сатрабата охраняет злобное иноземное божество. Ведь он все-таки жрец и владеет тайнами, которые недоступны простым людям. Поэтому в последнее время мало кто осмеливается охотиться за ним. Даже сам Таксакис оставил свое намерение все-таки прокатить негодяя на волах, прежде содрав с него кожу, как он пообещал в гневе.

— Тогда и впрямь худо. Если этот Сатрабат такой неуловимый и заговоренный, то, боюсь, мы можем опростоволоситься.