Записки рыболова - Андрей Анисимов Страница 32

– Можете следовать дальше. – Козырнул пограничник.

– Но я еще не выспался. – Ответил и понял, что не прав. Офицер с трудом сдерживался от желания перейти на мат.

– Найди себе место не в пограничной зоне и дрыхни хоть неделю. – Разрешил он.

Но спать я больше не стал. Военизированный захват моей «шляпы» пробудил меня окончательно. В пять утра я въехал на свой участок. Черный терьер Шварц храпел в будке, как пьяный матрос.

Лодку я пристегнул на замок и оставил на речке. Но сидения-поплавки снял. Местным ребятам они могли приглянуться. Первую неделю я их брал из дома и, страхуя свое корыто от потопления, чинно устанавливал перед рыбалкой. Но скоро мне это надоело, я взял дощечку и садился на нее.

С утра шел дождь. Поднявшись в пять утра, я с тоской посмотрел в окно, и завалился снова в постель. Дождь лупил до обеда. К трем выглянуло солнце, и я решил порыбачить. Но сразу не повезло.

Устроившись над большой ямой, за лежачим деревом, я порвал об ветку снасть и потянулся за уплывающим поплавком. Лодка перевернулась мгновенно. Железное корыто накрыло меня. Мир погрузился в мокрую темноту. Понимая, что с моими способностями пловца эта рыбалка может стать последней, я высунул руку и, фыркая, отогнал от себя корыто. Оно тут же затонуло. До лежачего дерева на взгляд было метров шесть. Их я с грехом пополам преодолел. Уцепившись за ствол, на руках пошел к берегу. Вид у меня был, наверное, еще тот. Мокрый, с тиной в волосах и весь в илистой глине. Шварц, не узнав хозяина, чуть не вцепился мне в ляжку. К вечеру мы с соседом лодку достали. Помог ориентир лежачего дерева, веревка с крюком и лодка соседа.

Мой дом, как я уже сообщал, стоит прямо на реке. Рядом имеется мостик, который эстонцы почему-то зовут «еврейским». Название он получил задолго до моего приезда, поэтому связывать название со своей персоной не могу. За мостиком раскинулся парк бывшего немецкого барона. Огромный дом барона тоже сохранился, но требовал ремонта. В здании находилось нечто вроде сельского дворца культуры. Милый эстонец, директор здания, восстанавливал его с фанатичным упорством. К сожалению, директор так же фанатично поклонялся Бахусу, поэтому успел поменять крышу и умер от цирроза печени. В работниках у него служила русская семья. Мужик исполнял обязанности плотника, кровельщика, штукатура, истопника и дворника. Но водку пить, не смотря на многочисленные обязанности, успевал. Детей у них было столько, что я запутался и не пытался их считать. Жена работника, сколько я ее помню, ходила с пузом. Мужичок, ко всем неприятностям, оказался страстным рыболовом. Он не раз просил у меня лодку. Причем приходил в самые неподходящие моменты моей личной жизни. Мне это надоело, и я выдал ему второй ключ.

Однажды, вернувшись из Таллинна, а столица Эстонии находилась от моего дома в тридцати минутах автомобильной езды, я обнаружил необычное скопление людей на берегу. Подошел ближе. Среди собравшихся – все мои соседи. Они стояли и напряженно смотрели на воду. Мне сказали, что на дне сейчас работает водолаз.

– Кто утонул? – Спросил я, чуя неладное.

Мне назвали незнакомое эстонское имя. Я уже решил, что меня эта трагедия лично не касается. Но все оказалось не так. Работник с усадьбы барона, изрядно выпив, посадил в мою лодку жену, кучу своих детей и на середине реки перевернулся. На берегу в тот момент оказался незнакомый мне эстонец. Мужчина бросился в воду и по одному спасал детей и женщину. Последней он выпихнул наверх старшую дочь пьяницы, а сам пошел ко дну. Эстонец не так давно вернулся с ранением из Афганистана, и сил выплыть у него не хватило.

Лодку из реки так и не достали. Через два года я ее увидел. Корыто стояло в километре вниз по течению, перекрашенное и пристегнутое на цепь. Я не стал выяснять, кто и как поднял лодку. Иметь «ЕРША»-убийцу я больше не хотел.

Попалась мне по жизни и роковая машина.

В те далекие годы, когда я стал автомобилистом, купить новую машину в магазине возможности не было. В развитом социализме все держалось на дефиците. К частным автомобилям это относилось в первую очередь. Государство не продавало машины, а поощряло ими благонадежных граждан. В эту категорию, слава Богу, попали и ветераны войны. Среди родителей моих друзей ветераны были. Одна милая дама, теща моего приятеля, прошедшая войну врачом полевого госпиталя, записалась на машину по моей просьбе. Не помню, уж по какой причине, но я сам взять автомобиль из магазина не мог, и получать машину поехал мой приятель, зять дамы ветерана. Звали приятеля Гриша. Это был тот самый Гриша, который познакомил меня с Васей механиком. Григорий был очень опытный водитель. Он, как и вся семья, о которой идет речь, давно выехал из страны и обитает в Америке. Здесь Гриша занимался подпольным бизнесом, там стал водителем автобуса. Подпольный бизнес в Америке оказался не выгодным. Я это пишу для того, чтобы подтвердить тезис о профессиональном шоферском классе Гриши. Помню, что Григорий подогнал мне машину, вторую модель «Жигулей», к мастерской на Ленинском проспекте. Вошел он в мастерскую с задней дверцей в руках.

– Получи в придачу. Когда выезжал из магазина, в меня воткнулся грузовик и немного помял тебе заднюю дверь, – сообщил он.

Я вышел на улицу. Вмятина была ерундовой, и менять дверь я не стал. Эта деталь много лет валялась в моей мастерской, надолго пережив саму «двушку». Универсалов я по жизни изъездил несколько. Гришкин был не первым. Наступала весна. Я со своим другом, скульптором огромного роста, отправился на новой машине на юг. Сто пятьдесят килограмм живого веса друга кренили подвеску в его сторону, и я чувствовал себя на катере, идущем по боковой волне. Маршрут у нас был не близкий. Мы ехали рыбачить и писать этюды. Я хотел застать весну в Грузии, пока листва не закроет прекрасные грузинские церкви, крепости и монастыри. Без особых приключений мы добрались до Тбилиси, переночевали там у друзей и направились в Кахетию. Кахетинская долина – родина всех знаменитых грузинских вин. По дороге проезжаешь деревни, словно этикетки на бутылках. Кинзмараули, Саперави и так далее. Венчает долину селение Цинандали, известное не только своим вином. В этом имении, поэт и гуманист, князь Чавчавадзе вырастил кроме винограда дочку Нино, ставшею женой и через год вдовой великого Грибоедова. Нино вышла замуж шестнадцати лет от роду, вдовой стала в семнадцать, и долгую оставшуюся жизнь хранила верность памяти автору незабвенного «Горя от ума». Похоронена вдова драматурга и дипломата на святой горе Тбилиси, и надпись на ее могиле так же обращена к Грибоедову: «Помыслы и дела твои бессмертны. Но зачем пережила тебя любовь моя».

В Кахетию мы прибыли в первых числах мая. И весну упустили. Тут давно все отцвело, и листья раскрылись. Два дня мы все же порисовали. Величественный храм Ала-Верды и летняя зелень скрыть не может. И вернулись в Тбилиси.

– Хотите застать весну? Катите в горы. – Посоветовали нам друзья, и мы двинули в Сванетию. Для того, чтобы описать эту горную страну, не хватит отдельной книги. Скажу только, что столица сванов, город Местия, стоит на быстрой горной реке. На вопрос, ловите ли вы в ней рыбу, молодой сван ответил: «Конечно, ловим. Нужен хороший кинжал».