Джузеппе Бальзамо. Том 2 - Александр Дюма Страница 32

Вот почему она с нетерпением ожидала д'Эгийона: она хотела знать, во-первых, как к этому следует относиться и, во-вторых, скромен маршал или несведущ.

Вошел герцог.

Любезно-почтительный и достаточно уверенный в себе, он сумел отвесить поклон, предназначавшийся не то чтобы королеве, но и не простой придворной даме, и этой мелочи оказалось достаточно, чтобы мгновенно покорить графиню, да так, что она могла теперь в нем видеть только совершенство.

Затем д'Эгийон взял дядю за руку. Тот приблизился к графине и проговорил нежнейшим голосом:

– Имею честь вам представить герцога д'Эгийона, графиня, не как моего племянника, а как одного из ваших самых покорных слуг.

Графиня посмотрела на герцога, как женщина, то есть таким взглядом, от которого ничто не может укрыться. Она увидела лишь две склонившиеся в почтительном поклоне головы, а затем обратившиеся к ней их спокойные ясные лица.

– Я знаю, что вы любите герцога, маршал, – сказала графиня Дю Барри. – Вы – мой друг. Мне хотелось бы просить герцога из уважения к своему дядюшке подражать ему во всем.

– Именно так я и решил вести себя, графиня, – снова, поклонившись, отвечал д'Эгийон.

– Вы много претерпели в Англии? – спросила графиня.

– Да, графиня, и пока моим мучениям нет конца, – отвечал д'Эгийон, – Я думаю иначе. Вот, кстати, господин де Ришелье сможет вам помочь.

Д'Эгийон с видимым удивлением взглянул на Ришелье.

– А-а, я вижу, что маршал еще не успел с вами побеседовать? Да это и понятно: вы только что вернулись их путешествия. Так вам, должно быть, о многом нужно переговорить. Я вас оставлю, маршал. Герцог! Чувствуйте себя здесь как дома.

И графиня вышла, Однако у нее созрел план. Она не пошла далеко. За будуаром находился просторный кабинет, где король, приезжая в Люсьенн, любил посидеть среди китайских безделушек. Он любил этот кабинет за то, что оттуда было слышно все, о чем говорили в соседней комнате.

Графиня Дю Барри была уверена в том, что услышит весь разговор маршала с племянником. Из разговора она собиралась составить о д'Эгийоне окончательное мнение.

Однако маршал был далеко не глуп, он знал почти все секреты королевских или министерских резиденций. Подслушивать, о чем говорят другие, было одним из его излюбленных занятий; говорить, когда кто-нибудь подслушивает, было одной из его уловок.

Ободренный приемом, оказанным графиней д'Эгийону, он решил воспользоваться удачей и представить фаворитке, пользуясь ее предполагаемым отсутствием, весь план тайного счастья и большого могущества, подкрепленного интригами, то есть двойную приманку, против которой хорошенькая женщина, в особенности придворная дама, почти никогда не способна устоять.

Он пригласил герцога присесть и сказал ему:

– Как видите, герцог, я неплохо здесь принят.

– Да, господин герцог, вижу.

– Мне посчастливилось заслужить милость этой очаровательной дамы; ее почитают здесь за королеву, да она ею в действительности и является.

Д'Эгийон кивнул.

– Я скажу вам сейчас то, – продолжал Ришелье, – что не смог бы сообщить вот так, прямо посреди улицы: графиня Дю Барри обещала мне портфель министра.

– Вы это вполне заслужили.

– Не знаю, заслужил ли, однако так случилось – с некоторым запозданием, правда. Одним словом, можно считать, что я устроен, и теперь хочу заняться вами, д'Эгийон.

– Благодарю вас, господин герцог! Вы близки мне не только по крови – у меня не раз была возможность в этом убедиться.

– Чего бы вы желали, д'Эгийон?

– Совершенно ничего, лишь бы меня не лишили титула герцога и пэра, как того требуют господа члены Парламента.

– Пользуетесь ли вы чьей-нибудь поддержкой?

– Я? Нет, что вы!

– Так вы погибли бы, если бы не представился сегодняшний случай?

– Совершенно верно.

– Я вижу, вы относитесь ко всему философски. Какого черта я держу себя с тобой строго, мой бедный д'Эгийон, и разговариваю с тобой уже как министр, вместо того чтобы побеседовать по-родственному!

– Дядюшка! Я вам так признателен за вашу доброту!

– Раз я заставил тебя вернуться, да еще так поспешно, то ты можешь из этого заключить, какую роль тебе суждено сыграть здесь… Кстати, задумывался ли ты когда-нибудь над тем, какова была роль де Шуазеля во все десять лет его правления?

– Да, разумеется. Он был на своем месте.

– На своем месте! Позволь-ка! На своем месте, когда он вместе с госпожой де Помпадур управлял королем и выгонял иезуитов! Однако он неважно выглядел, когда, поссорившись, как дурак, с графиней Дю Барри, – а она стоит тысячи Помпадур, – он повел себя так, что был выставлен в двадцать четыре часа… Что же ты молчишь?

– Я слушаю, господин герцог, и пытаюсь понять, куда вы клоните.

– Скажи, тебе нравится место Шуазеля?

– Разумеется.

– Так вот, мой дорогой, думаю, что я мог бы сыграть эту роль.

Д'Эгийон резко повернулся к дядюшке.

– Вы говорите серьезно? – спросил он.

– Ну да, а почему же нет?

– Вы станете любовником графини Дю Барри?

– Ах, черт побери! Как ты скор! Впрочем, я вижу, что ты меня понял. Да, Шуазелю очень повезло: управлял и королем, и его любовницей; говорят, он любил госпожу де Помпадур… А, действительно, почему бы нет?.. Но я не могу быть возлюбленным – твоя холодная улыбка говорит мне об этом. Ты смотришь молодыми глазами на мой изборожденный морщинами лоб, на мои кривые ноги и мои иссохшие руки, когда-то такие красивые!.. Вместо того, чтобы говорить: «Я сыграю роль Шуазеля», мне следовало бы сказать: «Мы ее сыграем».

– Дядюшка!

– Нет, она не может меня полюбить, я знаю. Однако я об этом говорю тебе.., смело, потому что она об этом не узнает… Я любил бы эту женщину больше всего на свете.., но…

Д'Эгийон нахмурился.

– Но у меня есть великолепный план, – продолжал маршал, – раз эта роль мне не по силам, я разделю ее пополам.

– Ага! – воскликнул д'Эгийон.

– Кто-нибудь из моих приближенных, – сказал Ришелье, – будет любовником графини Дю Барри. Черт подери! Прекрасное занятие! Ведь она – само совершенство.

Ришелье возвысил голос.

– Ты понимаешь, что Фронзак не подходит: это несчастный выродок, дурак, мошенник, проходимец… Ну что, герцог, может быть, ты?..

– Я? – вскричал д'Эгийон. – Вы с ума сошли, дядюшка!

– Сошел с ума? Как? И ты не бросаешься в ноги тому, кто дает тебе такой совет! Как! Ты не таешь от счастья, не благодаришь? Разве ты не влюбился сразу же, как только увидел, как она тебя принимает? Ну, видно, со времен Альчибиада был только один истинный Ришелье в нашем роду, а больше не будет!.. – воскликнул герцог. – Да, я вижу, что прав.