Сильвандир - Александр Дюма Страница 31

Надо прямо сказать, что Роже был несправедлив, жалуясь на Провидение: ведь после того, как ему пришлось полностью отказаться от всех чаяний на брак с Констанс, после того, как он, поверив в ее смерть, решил уйти в монастырь и стать иезуитом, он вновь обрел свою возлюбленную, она сохранила ему верность, и, судя по всему, его ожидало впереди не только крупное состояние, но и счастье; надо было лишь немного повременить, зато уж потом он станет богатым вельможей и счастливым мужем. Мысль эта служила для юноши источником утешения; Роже все взвесил на весах разума, и теперь будущее представлялось ему в более радужном свете, чем при первых словах барона, а потому он отныне думал не столько о своем отъезде из дома, сколько о грядущем возвращении туда.

Кроме того, надо заметить, что Париж во все времена, точно магнит, притягивал к себе любого провинциала. Ведь Париж — это заветная цель, к которой стремится каждый, кто молод и полон сил. Для вольнодумца Париж — источник наслаждений, для честолюбца — источник славы, для спекулятора — источник наживы. Слово «Париж» часто произносили в присутствии шевалье, но прежде он никогда не уделял ему должного внимания, ибо никогда не думал, что в его жизни могут возникнуть такие обстоятельства, когда ему представится случай совершить поездку в столицу. Однако внезапно такой случай представился. И теперь при одном упоминании о Париже ему слышался звон экю, а такая музыка всегда приятна даже для слуха самого бескорыстного человека. Короче говоря, в тот вечер, ложась в постель, Роже молча признался самому себе, что коль скоро ему необходимо на некоторое время расстаться с Констанс, то лучше уж провести это время в Париже, чем в каком-либо ином месте.

На следующий день барон и шевалье надели самые красивые свои одеяния, а баронесса облачилась в самое красивое из шести своих платьев; в девять часов утра все трое уселись в двуколку и направились в Безри.

Все произошло так, как было заранее условлено между бароном и виконтом, иначе говоря, в полном согласии со строгими правилами почти придворного этикета. О том, что недавно произошло между молодыми людьми, не было сказано ни слова. Роже и Констанс поздоровались с таким видом, как будто их впервые представили друг другу. Барон торжественно сообщил г-ну и г-же де Безри о кончине де Бузнуа, кавалера нескольких орденов и капитана одного из фрегатов королевского флота; выслушав слова соболезнования от виконта и виконтессы, он прибавил, что для получения наследства д'Ангилемам предстоит вести нелегкую тяжбу, а потому его сын, шевалье д'Ангилем, отправляется в Париж, чтобы самому участвовать в судебном разбирательстве. Виконт и виконтесса пожелали шевалье полного успеха, недвусмысленно намекнув, что успех этот доставит им особое удовольствие; затем они в свою очередь как бы мимоходом упомянули, что их дочь, которая еще слишком молода, чтобы думать о браке, возвратится в монастырь в Шиноне, где и останется до тех пор, пока не придет время помышлять о ее замужестве.

После того как гости и хозяева торжественно обменялись этими официальными заявлениями, барон, баронесса и шевалье встали, чопорно поклонились и попрощались с виконтом и виконтессой, потом они вновь уселись в двуколку и покатили по дороге в Ангилем.

Вечер и весь следующий день прошли в приготовлениях к отъезду шевалье. На второй день после обеда барон торжественно попросил сына подняться к нему в комнату. Роже понял, что ему предстоит выслушать отеческие наставления, и почтительно предстал перед бароном; тот встретил его стоя, баронесса сидела тут же; нетрудно было заметить, что она перед тем долго плакала и теперь вынуждена собрать все свои силы, чтобы не расплакаться вновь.

Шевалье медленно приблизился и, остановившись в двух шагах от барона, низко наклонил голову.

— Сын мой, — сказал барон, — вам предстоит вступить в новый и совершенно незнакомый мир; прежде всего и пуще всего берегите свою честь, ибо честь дворянина подобна доброму имени женщины: единожды запятнав, ее вовек не отмоешь. Повторяю, прежде всего храните свою честь.

Вы познакомитесь в столице с молодыми людьми, не скажу более знатными, нежели вы, ибо всякий дворянин, который может подтвердить грамотами свое знатное происхождение, ничем не уступает любому другому дворянину, но с молодыми людьми, более вас осыпанными милостями фортуны. Вы обнаружите, что в их кругу весьма распространена карточная игра; никогда не играйте, кроме тех случаев, когда вы не сможете уклониться от этого: вы недостаточно богаты, чтобы проигрывать, и недостаточно бедны, чтобы стремиться к выигрышу; во всяком случае, если вы сядете за карты и, по несчастью, проиграете, продайте все вплоть до последней рубахи, но уплатите долг, ибо всякий долг священ, но карточный долг священ вдвойне: это долг чести.

Я и баронесса подсчитали, что ста луидоров вам вполне хватит на расходы в течение года; вот первая половина означенной суммы; как видите, все монеты старые, ибо это наши сбережения за пятнадцать лет. Вы человек молодой и деятельный, вам предстоит побывать во Дворце правосудия, вам придется познакомиться с судьями, вам надо будет искать влиятельных покровителей, надеюсь вы преуспеете во всем этом: фортуна любит молодых.

Каждую неделю вы станете получать от нас подробное письмо, и каждую неделю вы станете отвечать на него столь же подробно; если мы выиграем тяжбу, вы будете обязаны самому себе собственным состоянием. Выиграв эту тяжбу, вы, без сомнения, женитесь на Констанс, и брак этот составит ваше счастье, стало быть, собственным счастьем вы также будете обязаны только самому себе, а в нашем мире это уже немало.

В Париж вы отправитесь верхом на Кристофе: это добрый конь, сильный и выносливый, прекрасных статей; он был бы еще лучше, если бы в свое время вы обращались с ним бережнее. Вчера его заново подковали; проезжая через Сент-Эньян, прикажите подстричь ему гриву и хвост по нынешней моде. Его сбруя в полном порядке, седло на нем превосходное, а в кобурах вы найдете мои пистолеты.

Теперь, сын мой, вот еще что: в прошлом вы причиняли нам кое-какие огорчения, мы, ваша матушка и я, прощаем вас; в свою очередь я также принес вам немало горя: я говорю о мнимой смерти Констанс; не знаю, имел ли я право так поступить, полагаю, что нет, ибо мне пришлось прибегнуть ко лжи, а ложь, если даже это ложь во спасение, все равно остается ложью, и я прошу у Бога прощения за нее.

— Ах, батюшка! Батюшка! — воскликнул Роже, тщетно пытаясь сдержать слезы.

— Я сказал вам об этом не для того, чтобы лишний раз попрекнуть вас, Роже, — продолжал барон, неверно истолковав чувство, исторгнувшее у сына громкий возглас. — У вас доброе и мужественное сердце, вот только голова дурная; а потому остерегайтесь самого себя еще больше, чем других людей. Это — последний совет вашего любящего отца. А теперь, — проговорил барон, который и сам был растроган до глубины души, — подойдите под мое благословение.

Роже упал на колени, а барон движением, исполненным достоинства и отцовской нежности, простер над ним руки и, возведя очи горе, на мгновение возложил ладони на голову сына. Поднявшись, шевалье кинулся в объятия матери.

— Милый мальчик, — сказала баронесса, — поднимись к себе в комнату, я сама все время плачу, а потому понимаю, что и тебе надо выплакаться, Да, вот еще что: будь спокоен, я всякий раз стану прибавлять несколько слов к письмам, которые станет посылать тебе отец.