Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин Страница 31

— Ты его брат? Здорово похожи, — присмотрелся ищерец и пояснил, не дожидаясь ответа: — Того казака почти месяц держали с нами, даже на работы выгоняли, а потом с еще двумя непокорными заточили в зиндан для смертников.

— Подвалы с заложниками под всеми угловыми башнями, или зинданы есть и в ауле?

— Этого я сказать не могу, брат казак.

— А где находится тот зиндан для смертников? — напрягся Панкрат.

— На противоположном краю крепости, точно такая же башня, как эта. Она стоит напротив потайного входа в пещеру, через которую можно попасть сразу в пойму Терека. Та пещера проточена подземной речкой.

— Она сквозная?

— Да, но весной и осенью заполняется водой.

— А как еще можно проникнуть сюда?

— Через Пандорское ущелье в Грузии, но в нем тоже живут чеченцы. Или с выходом на Крестовый перевал, но эту дорогу знают только проводники из горных чеченцев и сванов.

Панкрат покусал конец длинного уса, глянул вдоль улицы. Он обдумывал, как ловчее перебраться на другую сторону аула. Если снова выехать из крепости и пуститься вдоль стены, то придется опять проходить проверку на следующих воротах, к тому же неизвестно, что может произойти во время пути — утренняя заря уже успела выбросить первый розовый лепесток над черными вершинами гор. А если отряд поскачет по улице, то каждый абрек может угадать обман и поднять тревогу.

— Возьмите меня с собой, — вдруг запросился ищерец. — Меня выводили на работы, и я здесь знаю каждую лазейку.

— С кандалами на руках и ногах? — с сомнением качнул папахой хорунжий.

— Дырки на них разболтались, я зайду в сторожку и, чтобы не было шума, там их разобью.

Станичники уже закрывали ворота за пропадающими во тьме заложниками, Панкрат подозвал к себе урядника, втроем они шмыгнули вовнутрь опустевшей башни. Через несколько мгновений казаки вышли, за ними спешил ищерец, усердно растирающий руки и ноги и наливающийся казачьей дерзостью. Кто-то успел сунуть ему в руки баклажку с чихирем и большой ломоть каймака.

Пока разведчики рыскали в поисках обхода площади, забитой абреками, Дарган в который раз прокрутил в уме придуманный на ходу план. Получалось, что ничего лучшего изобрести уже не получится. Он решил взамен убитых часовых оставить у башни пятерых казаков на случай, если вылазка раскроется раньше срока. Они должны были отвлечь внимание противника, кроме того, если основная группа не сумеет пройти незамеченной через аул, их заботой являлось наделать шума, чтобы притянуть к себе как можно больше вражеских сил, будто в крепость прорвалось не меньше полка русских войск. Когда враг начнет метаться по аулу, пытаясь определить, с кем имеет дело, обе группы казаков одновременно покинут крепость, пустив коней в намет по направлению к ущелью, где их возвращения дожидался подъесаул Савелий. Когда абреки растянутся в цепочку и окажутся на виду у казаков, тропу, идущую по заоблачным высям, легче будет защищать. Во главе добровольцев нужно было поставить опытного станичника, голова которого оставалась холодной в самых жарких схватках. Выбор атамана пал на Черноуса, с которым Даргану не раз приходилось брать французские и турецкие укрепления.

Приняв окончательное решение, сотник разделил отряд на две неравных части и отдал распоряжение приступить к действию.

За саклями пройти на другой край крепости не получилось. Стены хижин с заложенными камнями проходами между ними представляли собой неприступный бастион, который можно было взять лишь с применением артиллерии. Не теряя времени, Дарган решил повести большую часть отряда через площадь, тем более что освобожденный казачок предупредил его о скорой смене караула на воротах. Станичники снова выстроились в том порядке, в каком вступили на вражескую территорию. Улица по-прежнему была залита темнотой, по бокам ее чернели низкие дома с плоскими крышами, не было слышно ни собачьего лая, ни овечьего блеяния. Наверное, овец загоняли на подворье только с наступлением холодов, а псы привыкли к постоянному передвижению всадников. В одной из этих хижин находился имам Дагестана и Чечни Шамиль, но найти его не представлялось возможным. Телохранители главаря горских народов или скрывались в комнатах вместе с ним, или вождь был настолько уверен в преданности своих воинов, что не считал нужным выставлять наружную охрану. Да и не интересовал сейчас имам казаков, для них важнее была судьба сына сотника Даргана, уважаемого всеми. По закону взаимовыручки на Кавказе жили все большие и малые казачьи общины, поэтому станичники без долгих уговоров отправились в логово врага, осознавая, что живыми могут и не вернуться.

Неожиданно от одной из хижин отделились двое верховых, их черные силуэты закачались перед отрядом, удаляясь к центру аула. Джигит, едущий справа, держал в руках горящий факел, и когда свет упал на его спутника, у Панкрата невольно дрогнуло сердце — абрек был без ноги. В этот момент горец обернулся и пристально всмотрелся в темноту улицы, по которой тихо двигался отряд казаков. Мужественное лицо его с надменным выражением показалось знакомым. Это был кровник семьи Даргановых, главарь разбойников Муса.

Панкрат дотянулся концом нагайки до отца и молча кивнул на верховых. Дарган тут же подобрался и внимательно осмотрелся вокруг на случай непредвиденной ситуации. Бежать было некуда, раствориться во тьме не получилось бы тоже. Решение внезапно возникшей задачи могло быть только одним. Если абреки заметили бы казачью вылазку, то их пришлось бы срубить, отомстив за всех униженных, в том числе и за Петрашку, и силой пробиваться обратно к воротам. Но Муса отвернулся, спросил о чем-то у товарища и, видимо, получив удовлетворивший его ответ, перестал проявлять интерес ко всадникам, едущим сзади.

— Это Муса, — стараясь не настораживать станичников, тихо сказал отцу Панкрат. — Батяка, на ловца и зверь бежит.

— Он самый. Только с расправой торопиться не станем, — так же негромко осадил сына отец. — Иначе добраться до Петрашки нам не удастся.

Перед самой площадью чеченцы завернули в какой-то тупик и пропали в темном дворе сакли. Отряд проехал дальше, никто из станичников даже не взглянул в ту сторону.

Вскоре глазам казаков открылся освещенный кострами край просторной площади, на которой все еще продолжали греметь барабаны и звучала отрывистая музыка. Но ритм ее, вначале дикий и воинственный, уже заметно спал, многие джигиты, потягивая из кружек виноградное вино, улеглись на бурки, разостланные прямо на земле. Рядом с ними опустили морды в узкие торбы строевые кони. Лишь в центре махали руками и частили ногами несколько танцоров, подбадриваемых немногочисленными зрителями.

Дарган замедлил ход коня, он решил провести отряд мимо горцев так, чтобы не вызвать малейшего подозрения. Сотник с детства знал, что змея обращает внимание только на суетливые движения.

Поначалу все шло хорошо, лишь некоторые из джигитов оборачивались на мягкий стук копыт, обмотанных тряпками, скорее всего, они считали, что эта группа воинов не вошла в крепость, а уходит из нее в разведку. Площадь неторопливо разворачивалась перед казаками, от костров в темное небо улетали бесчисленные рои искр, гаснувших на лету.