Княгиня Ольга. Сокол над лесами  - Елизавета Дворецкая Страница 30

От Невидья до Перунова камня идти было с два поприща. Яра проделывала этот путь каждое утро: такой урок ей определила сама Толкун-Баба. При жизни многих поколений здесь ходила только одна женщина или дева; если же марушкам, «белым» дочерям Толкун-Бабы, приводилось навещать камень полным числом – девять, – то они шли одна за одной, след в след, издавна сложившимся порядком, и каждая знала свое место в этой череде. Плотно набитая, но очень узкая тропинка приводила на ум сказки о путеводном клубке: тонкой нитью она тянулась через рощи, сосняки, склоны оврагов, то петляя средь бурелома, то устремляясь прямо вперед. Она выходила к броду через ручей, и приходилось перебираться по камням, торчащим из воды, чтобы на том берегу вновь поймать кончик этой едва видимой нити. Пролегая через заросли «Перуновой травы», она совершенно скрывалась под пышными зелеными перьями высотой Яре по пояс. Чтобы видеть, куда ступаешь, она осторожно раздвигала их тонким посохом из еловца. Часто хотелось ускорить шаг – поймать или хотя бы увидеть этот вечно убегающий с глаз чудесный клубок.

Тайную эту тропу знали только свои, близкие к Невидью люди. Пути, которыми к Перунову камню ходили жители Хотимировой волости, с нею не пересекались. Только однажды, две осени назад, в пору, когда выбирают соты, Яра повстречала здесь пчеляра-бортника: тот шел с коробом на спине, источавшим запах меда. Завидев юную деву в белой свитке, он не кивнул, не поклонился – для его глаз она считалась невидимой. Зато остановился, снял короб с плеч, вынул половину хлеба – вторую половину оставил под бортевой сосной – и кусок медовых сот. Дары он положил на подвядший лист лопуха, а сам сошел с тропы и двинулся дальше по кустам. Яра подобрала хлеб и мед – это было оставлено для нее, как другая половина хлеба – душе дерева. К тому времени она прожила в Невидье уже пять лет и выросла с мыслью, что отличается от обычных людей. Привыкла, замечая их краем глаза, смотреть будто сквозь них, не встречаясь глазами. Она тоже «не видит» пчеляра, что горбится под тяжестью короба. Но хорошо видит дары, оставленные им за проход по «кудесовой тропке».

Жители Хотимировой волости поляну посещали часто, и тропы, ведущие сюда с другой, человеческой стороны, были куда шире, чем от Невидья. Трава здесь не росла, вытянутый серый валун лежал на подстилке из прошлогодней листвы. От Яры требовалось каждый день обметать его метелкой из можжевеловых ветвей, убирать трехдневные подношения и выбрасывать в ручей, очищать от налетевшего сора три чаши – углубления на поверхности камня. Вода из них считалась целебной, и люди приходили сюда, чтобы промыть ею больные глаза.

«Эти чаши Перунова коня копытами выбиты, – давным-давно рассказывала Яре мать, когда приносила ее, двухлетней девочкой, на поляну. – Гнался Перун за Змеем, скакал во весь опор, а Змей юркнул под камень и у себя в норе укрылся. Проскакал Перун по камню, конь его три раза копытами огненными ударил да и прямо на небо взвился. А следы остались».

«Так, значит, змей здесь, под камнем, и живет?» – спросила у матери Яра, когда была уже постарше, лет шести.

Шероховатая, чуть зернистая, прохладная поверхность серого камня наводила на мысль о жесткой шкуре Змея, и смотреть на нее было страшно.

«Живет он в подземелье глубоком, – мать приобняла ее. – Лазеек туда много. Здесь – одна».

«А еще где?»

«Под камнями большими. В водах глубоких. В ямах, под пнями, под кореньями. А бывает, – мать вздохнула, – у иного человека сердце – лаз в подземелье Змеево».

Яра тогда очень испугалась этих слов. Ходила, присматривалась к чужим людям – в Хотимирль к отцу часто ездили чужие с разными делами, которые мог разрешить только князь, – и если кто ей не нравился, то мерещилась в груди у него черная дыра, ведущая прямо к Змею. Если рубаху снимет – будет видно. От таких людей она старалась держаться подальше.

Переселившись в Невидье, однажды Яра рассказала про эти дыры в сердцах Толкун-Бабе. Та улыбнулась и погладила ее по голове.

«Придет час, – сказала она, – научу тебя эти дыры и через платье видеть».

«А нельзя сейчас?» – на всякий случай спросила Яра.

Без особой надежды: она уже знала, что всякому знанию свое время.

«А коли Змей на тебя из норы глянет – знаешь, что делать?»

«Нет», – со стыдом призналась Яра.

«Прежде чем Змея глядеть, надо с ним управляться выучиться. А это в один раз не выйдет».

Ученье было делом долгим. Отправляясь в Невидье, Яра знала: она проведет там семь-восемь лет, а выйдет назад в белый свет уже невестой. Если она пыталась вообразить себя взрослой и умеющей справляться со Змеем, то видела совсем другую деву, похожую скорее на Кариславу, чем на себя саму. Взрослая жизнь – совсем другая жизнь. Путь туда лежит через тот свет. Яра отправилась в Невидье восьмилетней девочкой, и путь ее обратно к живым продолжался вот уже почти семь лет. До конца его оставалось не так долго…

Яра шла не торопясь – была та пора года, когда сама земная грудь с каждым вздохом источает блаженство и человек с каждым шагом наполняется им. Вдоль тропы цвела земляника, а на прогалинах меж берез зеленовато-белые продолговатые ягоды зарумянились с одного боку. Не удержавшись, Яра срывала такие ягодки, бережно прижимала к губам, стараясь перенять с них поцелуй солнца, и тот долго еще держался на них. Теплое, немного тревожное, будоражащее томление растекалось по телу, хотелось бежать через лес, навстречу кому-то, неся ему этот поцелуй, как драгоценный, божественный дар… Вот только кому? Кто встретится ей там, впереди? Кому она передаст в поцелуе это томление, саму душу и судьбу свою?

Этого Яра не знала, но невольно ускоряла шаг. Молодое существо ее стремилось навстречу неведомой судьбе с бесстрашием, свойственным только ранней юности, верящей, что жизнь припасла для нее лишь добрые дары. И березы, как подружки в игре, бежали вместе с ней; листва уже полностью распустилась и заливала зеленым шорохом ветви. Кроны беспрерывно волновались, и казалось, при сильном порыве ветра они могут оторваться и полететь, будто ветрило, сорванное с мачты. А что, если успеть уцепиться и полететь в зеленом облаке – высоко над лесом, выше и выше, к синим небесным полям, к белизне пушистых Перуновых овечек… Яра прямо видела, как летит, как расстилаются внизу леса, поля, реки… Дух захватывало, перед глазами мелькали солнечные пятна, и она останавливалась на тропе, опустив веки, медлила, чтобы прийти в себя.