Тайны острова Пасхи - Андрэ Арманди Страница 30

В один прекрасный день, когда он при заходе солнца обходил свои земли, около его головы просвистела туча камней, очевидно, предназначавшихся ему. Он знал, что туземцы ловко обращаются с пращой, обычным их оружием при охоте. Стать чем-то вроде дичи ― это привело, его в страшную ярость, и война была объявлена.

Он весь отдался этой войне и вел ее с умом и решимостью, составлявшими главные его козыри.

Критическим вопросом для всего острова является вопрос о воде. Нельзя вырыть ни одного колодца, потому что на глубине всего лишь одного фута наталкиваешься на твердую скалу. Есть, правда, что-то вроде озера, но оно недоступно и находится в потухшем кратере, который вы могли при высадке видеть на южном мысу острова; кроме него единственными источниками воды, и то с солодковым привкусом, являются обширные цистерны, которые наполняются зимою дождевой водой, цистерны, высеченные в скалах в глубине долины прежними владельцами острова, вероятно, теми самыми, которые изваяли и эти статуи.

Но все эти цистерны находились на севере и в центре острова, а земли эти были собственностью моего деда, который не интересовался южной частью острова, земля которой состоит из острых вулканических скал, пустынна и не пригодна ни для какой культуры, а к тому же даже до сих пор окружена каким-то странным суеверием.

Дед мой отрезал воду от миссии и воспретил миссионерам вход в свои владения. А чтобы заставить уважать свои декреты, он раскрыл ряд ящиков, бывший груз «Каролины», вынул из них ружья и заряды, выбрал из оставшихся ему верными слуг самых отважных и научил их действовать огнестрельным оружием.

Когда период военного обучения был закончен, дед мой очутился во главе десятка решительных ласкаров, очень гордых преимуществом, которое давало им оружие, и не менее гордых чем-то вроде военной формы, в которую он их одел.

Туземцы знали о действии мушкетов, которые в былые времена продырявливали шкуру их предков, и так как необходимость в воде соединялась с их врожденным уважением к более сильному, то они внезапно воспылали прежней нежностью к моему деду и таким же презрением к бессильной миссии.

Миссия должна была сдаться, признав превосходство власти земной над властью небесной. Дед мой в ярости был неумолим и согласился дать миссии воду только в обмен за формальное обещание уехать с острова.

Воспользовавшись случайным прибытием корабля, миссия села на него в июле 1871 года, увозя с собою немногих туземцев, оставшихся верными ей.

Дед мой, следуя в этом, как мне говорили, закону победителей всех революций, объявил своими земли эмигрантов и провозгласил себя, ― единственным своим голосом, ― королем Рапа-Нюи.

В его царствование остров процветал, но оно было кратковременным. Однажды вечером, в 1872 году, лошадь его вернулась одна в свою конюшню. Через два дня тело капитана Бийо-Варенна было найдено с разбитым черепом в глубине одного оврага. Месть или несчастный случай?.. Это осталось неизвестным.

Бабушка моя, мексиканка Корето, внезапно оказалась властительницей обширного царства, которым надо было управлять, стада в 8000 голов австралийских баранов, которых надо было стричь, и народа из ста пятидесяти полинезийцев, которыми надо было править. Тяжелая задача для одинокой женщины!

Но она была умной женщиной, возложила на себя тяжесть короны, к тому же несуществующей, надела мужское платье, чтобы внушать уважение своим подданным, раздала несколько титулов и несколько подарков, а также и несколько ударов хлыста, и стала весьма уважаемой своими подданными государыней.

Прошли года. Но насильственный отъезд не обезоружил мстительную миссию, и в один прекрасный день бабушка моя увидела, что прибыл чилийский корабль, доставивший кроме делегата губернатора еще и целый ящик всякой бумажной мазни, бесспорно доказывающей, что у бабушки не было никаких прав на наследство после смерти капитана.

Это был очень тяжелый удар, и он был подтвержден неоспоримыми доказательствами, что бабушки моя не была замужем и что законная жена капитана до сих пор была жива в Европе.

Но к счастью для моей бабушки, враги ее, вполне согласные друг с другом, что ее надо ограбить, совершенно не были согласны в том, как поделить ее имущество. Три наследника требовали признания исключительного права наследования.

Во-первых, это была европейская супруга, права которой были сами собою понятны. Во-вторых, ― владелец судна с Таити, который, получив страховую премию за разбившуюся здесь «Каролину», претендовал на права по неожиданным доходам затеянного им предприятия. В-третьих, ― туземцы-эмигранты, права которых представляла миссия, отожествляя эта права со своими.

Кроме того, само чилийское правительство, узнав, что затерянная скала, над которой мог развеваться чилийский флаг, обладает ценностью, которую никто никогда не подозревал, решило воспользоваться этим и, как всякое уважающее себя правительство, обложить население налогами с силою обратного действия.

Было от чего не один раз прийти в отчаяние и самому мужественному мужчине! Но здесь имели дело с Корето.

Маневрируя, лавируя, сталкивая интересы противников, уступая в одном, выигрывая в другом, а больше всего угрожая бросить все и оставить различным претендентам то, чем они менее всего старались овладеть, а именно заботы по администрации и по разделу между ними самими всех владений, она достигла того, что за известное число пистолей, накопившихся у нее от продаж овечьей шерсти случайно заходившим судам, три первые претендента вышли из дела.

Что же касается до чилийского правительства, то она добилась от его делегата, чтобы он назначил ее ответственной сборщицей налогов, с условием две трети сбора передавать этому правительству, а третью часть употреблять на общественные работы для поднятия благосостояния населения. По-видимому, именно в этой пропорции народы пользуются благами платимых ими налогов. Кроме того, миссия получила право вернуться, с условием совершенно не вмешиваться во внутреннюю политику острова. Она и вернулась.

...Лицо молодой женщины оживилось во время этого рассказа, глаза ее заблестели; она откинула болеро и грудь ее дрожала под мягким шелком, как капля росы на листке, и вот уже воображение мое залетело бог весть куда. Дальнейшие фразы я слышал урывками, но они непроизвольно направляли и питали мое воображение.

Я представил себе мексиканку Корето уже постаревшей, уже увядшей, имеющей тот вид дуэньи, который года придают женщинам испанской крови, представил себе, как она объезжает свои владения, сидя верхом по-мужски, с пистолетами за поясом, с тяжелым хлыстом, свисающим с руки; представил себе, как она правит, управляет, повелевает своим небольшим первым народом, обсуждает дела с чилийскими делегатами, ежегодно приезжающими на остров привезти товары, увезти кипы льна, увеличить налоги; как она с чисто женской дипломатией решает с ними спорные вопросы за обильно уставленным столом, среди бутылок мецкаля или агвардиенте.

Я представил себе Кавелину, ее дочь, сияющая красота которой сводила с ума стольких юношей в Вальпарайзо в течение того времени, пока она получала воспитание в монастыре, чтобы получить то образование, которого недостает ее матери.