Братья - Юрий Градинаров Страница 30

– Вот она-то и будет для нас приметой, – обрадовался счастливый отец. – А твоего, маманя, пока ничего нет. Да ты не волнуйся! Марфа Тихоновна говорит, кожа заматереет, может, и твоя родинка у уголка рта вылезет. Твоя красивость ему к лицу будет.

Родители всегда ждут детей-красавцев, даже если самих Бог красотой обделил. А уж дитя, каким бы оно ни родилось, для тяти с мамой – красивее не бывает! Они сами эту красоту отыщут, а не найдут, то придумают. И тешутся ею до самой старости. Свое плохим – не кажется!

А тут тятя с мамой красивые как боги, сынок же и на ангела не смахивает. Но они радовались ему. Радовались, что наследник появился, что он не позволит захиреть делу купеческому, что в третьем поколении казаки станут, возможно, почетными гражданами или коммерции советниками, а род Сотниковых будет множиться на Таймыре. Радость была на душе, но с горчинкой.

Снова обнадежила их баба Марфа.

– Не хмурьтесь! Мальчонка как мальчонка! Кого Бог послал, тому и радуйтесь! А схожесть – дело наживное. Ваша красота зреет в нем, как бы ищет место, где ей проявиться. В лице иль стати, в улыбке или в цвете глаз. Не это главное, – не раз приговаривала она, тиская маленькое тельце. – Душу бы он вашу перенял. По ней красоту человека ценят.

На девятый день повитуха рано поднялась вместе с Акимом.

– Сегодня отмывание рук у младенца. Придут гости с подарками. Пока хозяева отдыхают, нам надо много успеть, – сказала она после молитвы Акиму.

– Не впервой гостей встречать. Все успеется, все будет ко времени!

В каминах отдавалось скрежетом, когда Аким чистил золу. Он шоркал железной лопаточкой и кочережкой по колосникам, освобождая их от древесных углей. Потом занес охапку швырка, взял на камине пучок сухой лучины, разложил в каждую топку и чиркнул серянкой. В печах загудело, потрескивали стянутые морозом дрова. Пахнуло теплом.

– Сегодня на дворе туман. На градуснике сорок восемь. Не видно ни зги. Ветра почти нет. Счас я собакам корм сварю, а потом и возьмусь за твои дела.

Аким порубил топором на куски трех увесистых налимов, покрошил оленьего мяса, все сложил в большой чан, засыпал два ведра муки, поставил на печь в людской и залил водой. Потом внес шесть охапок дров. Мимоходом поговорил с лежащими в катухе собаками, пообещав им скоро накормить. Очистил от снега крыльцо, дорожку вдоль дома и, сняв вареги, вернулся в дом.

– Попозже открою ставни, накормлю собак, а счас чем тебе пособить?

– Принеси из чулана в кухню деревянное корытце, пусть отходит от холода, налей в кадку воды, выбери двух жирных осетров на уху и строганину, три муксуна на котлеты и жареху, олений окорок на пельмени. Окорок оттает, нарежешь мяса без жил.

– Что это ты расхозяйничалась сегодня, Марфа Тихоновна? – в шутку спросил Аким. – Аль купчихой стала? Или мамкой норовишь быть у наследника? – поддел ее батрак.

– Ни то ни другое, Акимушка! Я человек свободный. Меня просят помочь, а не я. Ни купчихой, ни рыбачкой я не стала и уж не стану. У меня свое ремесло, нужное людям. Просто для хозяев сегодня праздник большой. Хочется все сделать по уму, чтобы и гости, и хозяева остались довольны. Подарки сегодня будут и матери, и сыну. Да и меня, думаю, купец не обойдет.

– Что ты, Марфа Тихоновна! У меня хозяева – не скряги. Завсегда добрым людям пособляют. Вот Петр Михайлович, тот копейку считает. Поди, сам в хозяева метит. Щедрости убавляется в нем. Киприян Михайлович иногда упрекает его за жадность, но тот свое гнет. Нередко до свар доходит. Я сторож, истопник. Ложусь позже, встаю раньше. Стало быть, много знаю. Забудь, о чем я сказал, а по кухне – все сделаю.

Тепло с потолка опускалось до пола, создавая для домочадцев ощущение уюта и радости бытия нового дня. В спальню доносились запахи жареной рыбы, дрожжевого теста, лука, чеснока, квашеной капусты и вареного мяса.

Киприян Михайлович в проеме между камином и стеной повесил на очеп колыбель-зыбку с блестящими кожаными ремнями. «Жар костей не ломит, – вспомнил он поговорку, слегка раскачивая люльку. – Пусть несмышленыш тепла набирается, а вырастет, тогда уж тундру стылую будет греть». Он позвал вышедшую из спальни Екатерину, качнул зыбку еще раз.

– Вот тебе и сыну Сашке мой подарок к размыванию рук.

Катерина удивленно подняла брови.

– Сашке? А почему Сашке?

– А если красиво, то Александру. Имя нашего батюшки-царя Александра Второго.

Женщина задумалась. Что-то ей не нравилось в этом имени.

– А ты знаешь, Кипа, имя это и женское, и мужское. Не станет ли оно в будущем поводом для насмешек енисейских остряков?

– Не думаю. Тем более в церковном календаре родившиеся 23 ноября наречены Александром – благоверным князем. – Ты взгляни на государя, – он указал рукой на висящий на стене портрет, – какой красавец! А взгляд? А голову как величаво держит!

– И правда, ему только это имя к лицу, с другим он бы так не смотрелся. Убедил, Кипа! Значит, наш сын теперь Александр, и дай бог ему добра! Еще надо его крестить и причастить.

– Это отец Даниил мигом сделает.

Она поцеловала Киприяна.

– Спасибо за имя и зыбку. Да, я не договорила о зыбке, Кипа! Ты забыл привязать поводок для покачивания люльки, если сынуля проснется. И еще! Скажи Акиму, пусть собачьего пуху принесет для маленькой перинки.

– Добро, Катенька! Я гостей пригласил на обед. Думаю, все успеем сделать.

Екатерина собрала на затылке хвост и пошла на кухню.

– Доброе утро, Марфа Тихоновна! Не умаялась от забот?

– Нет, слава богу! Мы с Акимом хозяйничаем. Все варится, жарится. И тесто готово на пироги и пельмени.

– Чем помочь, пока Сашок спит?

– Не суетись, доченька, я и сама управлюсь, хотя ходить тебе не возбраняется. Тело в свои берега войдет быстрее. А коль так, то разбирай мясо на холодец. Проснется, накормишь, соску дашь, а сама за дело. К полудню купель будем готовить.

К оттаявшему окну прилип снаружи серый темноватый туман. Мимо дома проскрипела собачья упряжка, подняв сотниковских собак. Они залаяли, запрыгали, пробуя лапами крепость березовых дверей. Сотников выглянул в окно:

– Никак почтовик поехал на майны в такую темень. На собак надеется, что ли? Заплутать в непогодь – раз плюнуть. Нужда, что ли, заставила? Мужик-то серьезный, – ни к кому не обращаясь, рассуждал купец.

Аким подбросил в печку дров, прочистил колосники, прикрыл трубу. Показалось, что хозяин обратился к нему. Он отозвался:

– Собаки у него – лучшие в Дудинском. Его и шесть кулей рыбы волокут на угор без бича. Вожак Валет – чего стоит! В такую згу на него только и надейся. Он найдет дорогу домой. Охотники всего низовья хотели б иметь у себя Валета. Герасимов друзей не продает.

– Ну дай Господь, чтоб не заплутал в таком молоке. Ты, Акимушка, заправь лампы в зале и сенях. Фитили замени и керосину долей. Стекла вроде не закоптились.