Охота на льва. Русская сова против британского льва - Дарья Плещеева Страница 30

— А откуда же господа уголовники узнали о нашей миссии?

— Это нам предстоит еще выяснить. А пока я уполномочен предупредить вашу делегацию о возможном… инциденте, а также должен обеспечить минимальную охрану.

— И каким же образом вы намерены нас охранять? — Француженка в упор уставилась на Давыдова, вернее, на пресловутый белый локон, и вызывающе томно вздохнула. При этом отвороты халата несколько разошлись, образовав весьма аппетитное декольте. Денис с трудом заставил себя не смотреть туда.

— Я должен организовать негласное сопровождение моими сотрудниками ваших коллег.

— А я? — Француженка пошевелилась, отчего пола халата сползла с колена, и оказалось, что ножки у мадемуазель весьма и весьма стройные. — Кто будет сопровождать меня?

— Я подберу вам самого опытного…

— Нет, капитан. Я желаю, чтобы это были вы. Кстати, зовите меня просто — Марта.

— Хорошо, мадемуазель… Марта… Я подумаю.

Давыдов почти не притворялся, испытывая самую настоящую растерянность. Он-то строил хитроумные планы, как обаять незнакомку, а получалось, это она его обворожила?! Его, любимца женщин от пятнадцати до пятидесяти? Черт! Надо что-то срочно придумать, как-то разорвать внезапно возникшие путы, иначе добром это не кончится… Ну же!.. «Элис!» — Денис ухватился за представший перед глазами нежный образ и сразу почувствовал облегчение.

«Вот ведь зараза! — уже почти спокойно подумал о француженке. — Специально их там этому обучают, что ли?.. Бедная Мата Хари, — вспомнил он и невольно усмехнулся, — вот у кого тебе учиться нужно! А то, понимаешь, Индия, храмы, Камасутра…»

— Извольте сообщить мне план ваших передвижений на ближайшие сутки, — деловито и строго попросил Давыдов. — И своих коллег — тоже.

— Что ж, пожалуйста, — повела плечиком, как ни в чем не бывало, мадемуазель Бетенфельд. — Записывайте…

* * *

Денис лежал не раздеваясь у себя в номере на кровати, глядел в потолок и пытался в который раз разобраться в том странном состоянии, что не отпускало его последние недели.

Есть вещи, которые не спрячешь и не сыграешь по-актерски, как корыстолюбивая балетная фигуранточка играет страсть в объятиях влюбленного генерала-балетомана. Генерал, может, и знает правду, да только раз и навсегда от нее отмахнулся.

То, что случилось между ним и Элис Веллингтон, не укладывалось в правильное понятие о любовном романе. Как будто четыре человека его вели — два дневных и два ночных.

Ночных бешено тянуло друг к дружке, они обо всем забывали — стоило оказаться наедине. Были мгновения, когда Давыдов отчетливо понимал: это — любовь, та истинная любовь, которой он до сих пор не знал. Наступало утро — дневной Давыдов и дневная Элис продолжали прерванную вечером игру. Она, рассказывая ему о своих путешествиях, понемногу убеждала в правоте Британской империи и в великой чести служить Британии. Он же, слушая и задавая вопросы, позволял не слишком быстро втянуть себя в интригу. Такая шахматная партия длилась и в присутствии хохотушки Кэти, которая вовремя вмешивалась, если вопросы Давыдова ставили Элис в тупик.

Девушка весело осваивала роскошные московские магазины, даже уговорилась с мастером из фотографического ателье, чтобы сделал снимки торговых залов и расположения товаров на полках. Ее забавная деловитость веселила Давыдова, но он постоянно держал в уме, что Кэти — надежная помощница Элис, исполнительница ее распоряжений.

А Элис… Элис была прекрасна!

Она умела быть прекрасной. И простота ее прически из безупречных золотистых волос, и дорого стоящая элегантность костюмов и платьев, и свежесть кожи, и даже отполированные ноготки — все было овеяно ароматом привычного, из поколения в поколение передаваемого аристократизма. Аристократизма того уровня, когда неудачное сочетание цветов вызывает почти физическую боль. С Давыдовым тоже иногда случалось нечто подобное.

Но Элис ночная все же помнила о том конверте, что должен быть отправлен Чуркину. Ночной Давыдов забывал, а она — нет. И, приходя в себя, он видел особым, ночным зрением, как меняется ее лицо — только что было отрешенно-счастливым, а в следующий миг стало озабоченным…

Он был уверен, что в ночные мгновения эта женщина принадлежит ему вся целиком. Каждую ночь — сперва был уверен, потом вспоминал, что все не так просто.

И они ни разу не сказали друг другу короткого «люблю», ни на одном известном им языке…

Неожиданно вклинившееся в их непростые отношения новое задание Дениса еще более усложнило ситуацию. Давыдов теперь вынужден был сопровождать, хоть и на расстоянии, шуструю мадемуазель Бетенфельд. А она будто бы специально развила настолько бурную деятельность, что Денис буквально приползал вечером в свой номер, предварительно убедившись, что француженка уединилась у себя и сегодня уже никуда не отправится.

Потому дневной Давыдов и не мог уделять Элис столько внимания, сколько хотел бы, но это только шло на пользу делу. Красавица, видя, что кавалер смеет заниматься чем-то кроме амуров, не почивала на лаврах, а старалась укрепить свои завоевания. Денис наслушался всяких историй про американские деньги — до того наслушался, что сам мог бы при желании изобразить посланца американского дядюшки.

Правда явилась на свет самым неожиданным образом.

Давыдов не был ревнив, по крайней мере, до сих пор. Он полагал, что мужчина и женщина, которые не довели друг друга до алтаря, в сущности, свободны и имеют право предпочесть другую любовь. Сам он влюблялся не всей душой и без рассудка, а именно так, как положено красавцу-офицеру, любимцу дам: радостно и без страданий.

И вот на третий день после очередного многочасового хождения за неуёмной француженкой, возвращаясь в «Метрополь» довольно поздно вечером, Денис решил встретить у колонн Большого театра Барсукова. Тот, как Давыдов доподлинно знал, по-прежнему пропадал с Шереметевым в ложе и за кулисами. Достаточно было при разъезде публики высмотреть синий «Руссо-Балт» и спросить шофера (экзотическое высокомерное создание в кожаной, несмотря на погоду, куртке, новомодном кепи и преогромных защитных очках) о планах барина. Если эти два балетомана не затеют очередной ночной гулянки, то можно бы и поужинать с ними — мирно, по-холостяцки. Расслабиться… хоть на полчасика!

Высматривая приметный автомобиль, Давыдов шел вдоль Петровки, где дорогие авто стояли вереницей. Подкатило еще одно, и, увидев его, Давыдов присвистнул.

Барсуков, собираясь приобрести роскошную игрушку, все уши прожужжал названиями и махал перед давыдовским носом газетками с рекламой, как взбесившаяся модница — веером. Денис поневоле вспоминал семейное предание, когда курносый прадед ворвался к Багратиону с криком: «Ваше сиятельство, неприятель у нас на носу, надобно немедленно отступать!», а генерал хладнокровно ответил: «На чьем? Если на твоем, то он близко, а если на моем, так мы успеем еще отобедать». А вот окажись перед Барсуковым Багратион, пожалуй, его мужественный профиль немало бы пострадал.