На край света - Владимир Кедров Страница 30

Дежнев приказал поднять паруса. Кочи снова устремились к востоку, унося русских мореходцев навстречу судьбе. Они быстро обошли роковой нос Эрри, у подножия которого ревели и дробились волны.

Берег тянулся к юго-востоку. Черная громада горы заслонила небосвод. Потемнело.

Серые облака вылетали из-за носа и мчались за кочами, клубясь и снижаясь чуть не до воды. По ту сторону носа волны сверкали матовой сталью; здесь они казались свинцовыми.

Гребцы искоса поглядывали на грозные утесы и громадные льдины, кружившиеся у скал и плывшие кое-где по морю. Мрачное величие картины отразилось на лицах мореходцев. Тишина воцарилась на кочах. Даже с коча анкудиновцев не было слышно ни буйных песен, ни обычных насмешек.

Герасим Анкудинов сидел в своей казенке, опираясь руками о широко расставленные колени. Прищурясь и изогнув черную бровь, он рассматривал стоявших перед ним своих помощников — Пятку Неронова и Ивашку Косого. И, странно, оба они — и этот рыжеватый, с припухшим лицом и глазами навыкате Пятка Неронов, и тот высокий, худощавый, глядевший исподлобья Ивашка Косой — оба они чувствовали себя в чем-то виноватыми, хотя и неясно было, в чем.

— Что ж это выходит, братики? Получили мы подъемные от Стадухина али нет?

— Полуцили, — недоуменно ответил Неронов, — как не полуцить… Полуцили.

— А что обещал нам Михайла на Погыче-реке? Помните?

— Цо? Ну, обещал нам из добыцы долю…

— Обещал ли он это, братики? — Тонкие губы Анкудинова захватили черный ус, а его глаза еще больше сощурились.

— Что обещал, то обещал, — кивнул головой и Косой.

— А дело-то свое мы сделали? — вдруг быстро повернув голову, резко спросил Анкудинов. — Помешали мы Дежневу пойти на Погычу? Молчите? Вот то-то и оно, что нет, — Анкудинов снова понизил голос. — А Погыча-то река, глядишь, вот-вот и объявится. До Погычи-то уж, чай, рукой подать.

Наступило короткое молчание. Анкудинов кусал губы, постукивая пальцем о рукоять сабли. Неронов, выпучив глаза, смотрел на него. Косой, как уставился неподвижным взглядом на сапог Анкудинова, так и не отрывался от него.

— Был расчет на этого Курсуя, — продолжал Анкудинов. — Да он дураком оказался. Дела, как должно, не сделал.

— Собака! — мрачно произнес Косой.

— А что будет, коли Дежнев до Погычи дойдет? Тем же часом он там укрепится. Острог поставит. А там возьми-ка его! Выкуси! Здесь надо задержать Дежнева. Говорите, как, по-вашему, это сделать?

Неронов растерянно развел руками.

— Что пытаешь? — хмуро ответил Косой, переводя взгляд с сапога Анкудинова на его шапку. — Сам знаешь, что делать. Разгромить Дежнева надо, вот что.

— Дело говоришь, Косой, дело! — угодливо подхватил Неронов.

«Разгромить!» Об этом Анкудинов уж не раз думал, но сомневался. Понравится ли такой оборот Стадухину? Он ведь не приказывал убивать.

Дверь казенки распахнулась, и в нее шумно вошел Ивашко Вахов, дежуривший на коче за старшого. Веснушчатое лицо его вытянулось и казалось смущенным.

— Атаман, — нерешительно проговорил Вахов, — глянь-ко наружу. Ненастье близится… Прикажешь, может, чего…

— Что там еще! — Анкудинов недовольно поднялся и вышел из казенки.

Погода и вправду изменилась. Ветер порывисто дул с запада. Над кочем низко проносились серые облака. Мрачные тучи, переваливая через гору, спускались к морю. Глухо слышался рев прибоя.

Резко похолодало, закружились снежинки, и скоро снег повалил хлопьями. Большая часть кочей скрылась за пеленой снежного шторма. Впереди виднелись только два судна. Это были «Соболь» Исая Игнатьева и «Сохатый» Семена Пустоозерца. На лице Анкудинова появилась усмешка. Случай показался ему удобным. Он решился.

— То и счастье, что иному ведро, иному ненастье, — проговорил он. — Ну, братики, слушайте атамана! Дело вам будет. Не забыли вы, чай, зачем мы сюда, на край света, залетели?

— Как забыть!

— Знаем!

— Медлить нечего. Разгромим этих сермяжников, что с Дежневым да с этим купецким приказчиком нам дорогу перебегают. На Погыче мы и без них похозяйничаем.

— Верно!

— Громить дежневцев будем порознь.

— Давно бы так-то!

— Брать кочи съемным боем [74]. Стрелять не дозволю. Средь метели мы без шума захватим задний коч. Прочие ведать того не будут. А там и тех одолеем. Взять оружие!

Топот, глухие крики, звон оружия — все это могло бы предупредить Исая Игнатьева о готовившемся нападении, но липуха [75]глушила звуки.

Боясь потерять из виду идущий впереди коч, Игнатьев посадил всех восьмерых людей своей ватаги за весла, но скоро и «Сохатый» скрылся за завесой из косо летевших хлопьев снега.

Тщетно Игнатьев напрягал зрение: он не мог снова увидеть «Сохатого».

— Навались! — кричал Игнатьев.

Вдруг он инстинктивно оглянулся и увидел, как завеса снегопада раздвинулась и в каких-нибудь четырех саженях от «Соболя» выплыл высокий черный нос коча. Изогнутый, словно лебединая шея, увенчанный деревянной кошачьей головой, он быстро надвигался на «Соболя».

Игнатьев узнал «Рысь». Он не успел ни крикнуть, ни повернуть руль, как прозвучал глухой стук столкновения судов, «Соболь» вздрогнул от удара в корму. Стукнула рея опущенного на «Рыси» паруса; раздались крики на обоих кочах.

— Куда прешь!

— Ослепли, дьяволы!

— Хватай багром!

Игнатьев повернул руль направо, и кочи разошлись. Анкудиновцы не успели сцепиться с «Соболем». Ни у Игнатьева, ни у кого-либо из его людей не мелькнуло еще мысли, что это нападение. Столкновение судов показалось случайным.

Однако Игнатьев увидел, что «Рысь» снова сближается с «Соболем», подходя правым бортом. Он заметил оружие в руках анкудиновцев. Над головами лихих людей качались бердыши, блестели клинки обнаженных сабель.

Игнатьев понял. Его колючие глаза загорелись, и лицо стало твердым и решительным. Обычно осторожный, неохотно рисковавший без особой надобности, в минуты неизбежной опасности Игнатьев был стоек и отважен.

— К бою! — прозвучал его голос.

Ватага «Соболя» бросила весла и схватилась за первое попавшееся оружие. Игнатьев оставил ненужный уже теперь руль и, выхватив пистолет, выстрелил в протянувшего багор Калинку Куропота. Багор выпал из простреленной руки Куропота, но Ивашко Вахов подхватил его и зацепился за корму «Соболя».