Опаленные войной - Богдан Сушинский Страница 30

— Пробиться, старший сержант, во что бы то ни стало — пробиться! — резко выкрикивал майор, нервно поглядывая на остатки — человек тридцать — своего батальона. Люди эти, мертвецки уставшие, лежали вповалку на пологом склоне придорожного оврага, не реагируя ни на доносившуюся из города канонаду, ни на гул фронтового шоссе.

— Не пробьемся. Окружили они дот, — ответил кто-то из бойцов. Причем говорил он это, уткнувшись лицом в траву и разбросав руки. Словно уже сейчас, все еще не убитый, готов был предаваться могильной земле. — Перебьют-перестреляют нас, как осенних перепелов. Зазря перестреляют, на взлете.

— Да немцев там пока еще немного, — убеждал его и всех остальных бойцов майор. — Только те, что закрепились после десанта. А дот все еще сражается. Поэтому ваша задача: подсобить, оттеснить гитлеровцев от входа.

— Как же, оттеснишь их, пахать — не перепахать, — мрачно комментировал этот приказ все тот же боец, отрываясь от земли и вставая на ноги. Это был приземистый старший сержант, с обожженной, очевидно, еще до войны, страшно изуродованной правой щекой.

— …Оттеснить, — повторил комбат, не обращая на него внимания, — и дать гарнизону возможность выйти. Если он, конечно, пожелает. Если имеется такой приказ: оставить дот.

— Как же выйдешь оттуда, пахать — не перепахать.

— Словом, приказ вам ясен. Оттесните их, свяжитесь с гарнизоном и дайте ему шанс. Затем догоняйте батальон. Заночуем в пяти километрах отсюда. Деревня Сауличи.

— Если ее еще немецкие асы не сожгли, — не унимался старший сержант, и Гордаш удивлялся многотерпению майора, который до сих пор не прекратил пререкания. Но очевидно майор понимал, что посылает старшину и его людей на верную гибель, не оставляя им никаких шансов ни пробиться к доту, ни уцелеть в этом бою.

— Повторяю: пункт сбора — деревня Сауличи. Догнать и найти нас. Вы поняли меня, старший сержант?

— Как же, догонишь вас потом! Да и что от нас останется после этой бойни? Может, в деревне немцы в баньке парятся.

— Ничего, война сведет, — с суровой загадочностью ответствовал майор, отводя в сторону взгляд. — Рассудит и сведет, старший сержант Резнюк. А доту надо помочь.

— Как же, очень мы ему поможем, — все еще исключительно из вредности проворчал Резнюк.

И в группе его было тогда всего восемь бойцов. А Орест Гордаш сидел на камне, у подножия каменного креста, невесть когда и по какому случаю поставленному здесь, и задумчиво осматривал большую деревянную плиту, которая как бы служила ему основанием. Вся она была испещрена старательно вырезанными фигурками ангелов, окружающих лик Богоматери, — хоть сейчас припади и благоговейно целуй.

Гордаш уже знал, что такое догонять и искать своих. В его солдатской книжке лежало врученное ему каким-то подполковником из штаба дивизии предписание, в котором говорилось, что боец Гордаш, как имеющий специальность художника, направляется в топографический взвод.

— Это что еще за взвод? — попытался было уточнить Гордаш, ибо впервые слышал о существовании такого, оставшегося от мирной армейской жизни, взвода.

— Там объяснят, — отрубил подполковник. — Кру-гом! Стой! А ты почему не наголо?

— Не успел.

— Не успел. Так постарайся успеть. Нечего вшей в войсках разводить. Студент, что ли?

— В духовной семинарии учился.

— Где?! — удивленно воскликнул подполковник, очевидно никогда не видевший перед собой живого семинариста. — Где-где?! В семинарии?! А что, разве на этих, с кадилами, у нас все еще учат?

— Не всех же обучать убийству. Кому-то же надо и убиенных отпевать.

— Брось.

— Надо, на том свете спросится.

— Да не об этом я. Что ты мне тут панихиду разводишь? Вас же вроде всех… как контру?..

— Не успели, видать… всех, — смерил его насмешливым взглядом Орест, впервые пожалев, что ушел из семинарии.

— Действительно, не успели, — ничуть не смутился подполковник. — И в этом вопросе — тоже недоработка.

На той окраинной улице, куда послал его подполковник, ни загадочного топографического взвода, ни вообще нужного ему батальона уже не было. Случайно встретившийся старик припомнил, что в школе действительно крутились какие-то солдатики с ящиками и треногами, но час назад они ушли.

А на территории воинской части, куда ему посоветовал заглянуть старик, уже шел бой. Вражеский танк расстреливал последних засевших в казарме красноармейцев, стоя прямо посреди плаца. Гордаш видел это из плохо открытого окопа, в котором спешно занимали оборону оставшиеся безлошадными кавалеристы. Откуда взялись три прорвавшихся в эту часть города без поддержки пехоты немецких танка, этого они объяснить не могли. Один рыжеусый казак даже предположил, что их спустили с самолетов, на парашютах. «Энти швабы и не такое придумать могут, — объяснил он свою догадку. — По империалистицкой знаю».

Поняв, что отыскать исчезнувший в водовороте войны топографический взвод ему не суждено, Гордаш незаметно выполз из окопа и, пятясь, на четвереньках, начал отходить к леску как раз в то время, когда стоявший на плацу танк начал разворачивать ствол своего башенного орудия в сторону «кавалерийского окопа». Подхватившись, Орест огромными прыжками помчался к лесу, и осколки первого снаряда, который танкисты выпустили по окопу, иссекли ствол огромного дуба, за которым Гордаш упал.