Сага о Вигдис и Вига-Льоте - Сигрид Унсет Страница 30

Когда Вигдис уехала, Ульвар и Льот некоторое время стояли и смотрели ей вслед. Потом Льот обнял Ульвара, поцеловал его и сказал:

— Благослови тебя Господь, сын мой. Ибо не знаю я, что будет дальше.

Ульвар взял его руку, поцеловал и сказал:

— Не знаю, о чем ты говоришь, но если бы был ты моим отцом, то разве оставил бы ты нас?

Льот ответил:

— Правда в том, что не мог я ждать, а твоя мать не хотела поговорить со мной, и все твои слова, что сказал ты обо мне, были недостаточно суровы. И в тот вечер решил я сказать тебе, что я твой отец. Но потом решил я поговорить сначала с Вигдис. Но хочу я, чтобы знал ты, что не ведал я о тебе до тех пор, пока не назвал ты Вигдис своей матерью. И скажи Вигдис, что она уже достаточно отомстила — и всегда я буду скучать по тебе и ни разу не был я счастлив с последнего нашего разговора с ней.

Тут Ульвар обнял его и стал умолять, чтобы поехал он с ним в Вадин. Вигдис никогда не забудет, что спас он ему жизнь и помогал с такой любовью. И, наконец, Льот согласился и поехал с ним в Вадин, но Вигдис там не было. Льот тут же повернул лошадь и проговорил:

— Вот видишь, Ульвар, что ничто не поможет нам — и стоит мне и впредь называться Успаком, ибо никто не вел себя глупее меня — и слишком много времени прошло, чтобы мог я исправить сделанное.

Ульвар соскочил со своего коня и попросил Льота войти в дом:

— Мать наверняка сейчас в Берге, но войди в дом, поешь и отдохни.

Льот выглядел ужасно. Ульвар усадил его на почетное место, но Льот почти не притронулся к еде и не сказал ни слова. И потому Ульвар сказал, когда настал следующий день, что хочет отправиться в Берг и переговорить с матерью, а Льот пусть пока останется в Вадине.

Но Льот сказал:

— Стоит положить этому делу конец, каким бы он ни был. И хочу я поговорить с ней, как хотел поговорить все эти семнадцать лет.

И они пошли во двор, сели на лошадей и поехали в Берг.

Дверь в дом оказалась заперта, но Ульвар постучал в дверь и крикнул:

— Открой, мать, есть мне о чем поговорить с тобой.

— Ты один? — через некоторое время спросила Вигдис.

— Со мной отец, — ответил Ульвар.

— Не о чем мне с ним говорить, — сказала мать.

Тогда Ульвар крикнул:

— Требую я от тебя, мать, и от него правдивого рассказа, почему я остался без отца — и не уйду я отсюда, и не выпущу Льота со двора, пока не отопрешь ты дверь.

Тогда Вигдис отодвинула засов и впустила их в дом. Ульвар посмотрел на них и сказал:

— Седыми стали волосы моего отца, да и ты, мать, состарилась — многое случилось со времени вашей последней встречи. И если бы могли вы починить сломанное, то был бы я рад, потому что люблю вас обоих.

Вигдис подняла лицо и сказала:

— Постарели глаза мои от слез, и никто, кроме тебя, Льот, не причинял мне боли.

Он ответил:

— И все же тебе было лучше — ты жила с нашим сыном, Вигдис, и понимаю я, что не можешь ты любить меня, ведь я предал тебя, и не скучала ты обо мне. Но я горевал из-за каждого шага и каждой волны, которые не приближали меня к тебе.

Вигдис холодно засмеялась и сказала:

— А жена твоя — что она думает, когда вот так ездишь ты из страны в страну к своим наложницам?

— Лучше всех была она и достойна любви, — ответил Льот. — Но она умерла, и тяжко пришлось ей, когда жили мы вместе, ибо всегда думал я о тебе и мало любви выпало на ее долю. И это самый большой мой грех, ибо потеряла она радость жизни по моей вине — но ты можешь утешиться тем, что настигла нас твоя месть, и у меня на глазах утонули мои прекрасные детки и потерял я всех, кого любил, как ты и хотела.

Тут Вигдис схватилась обеими руками за шаль с такой силой, что вонзилась фибула ей в грудь, и крикнула:

— Откуда знать тебе, Льот, как велик был позор мой — или тебе, сын мой, как тяжела была мне месть — и никогда не доводилось мне слышать, чтобы мужчина был силой взят женщиной. И не знаешь ты, что значит чувствовать, как в тебе растет ребенок человека, которого ты желала, чтобы разорвали на части дикие лошади. И не ты ходил темной зимней ночью искать реку, ибо не знала я другой возможности избавиться от стыда. И тебе еще кажется, что должен он любить тебя — того мальчика, которого родила я в лесу — и не было рядом человека, который мог бы подать мне воды, когда испытывала я страшные боли. Ты и скучал обо мне; и это помогло мне очень, когда внесли в дом окровавленного Гуннара, его ранили и оскорбили по моей вине и из-за моего позора, который навлекла я на нас против своей воли. И много помогла нам, мне и твоему мальчику, твоя любовь в ту ночь, когда сожгли Вадин и моего отца, и убежала я с сыном в лес, и волки шли по нашему следу, пока не добрались мы до жилья разбойников.

И показалось тебе достаточным извинением явиться ко мне и предложить уехать с тобой в Исландию, а когда не приняла я с благодарностью твоего предложения, то взял ты в жены другую девушку, подходящую тебе по красоте и богатству. А я тем временем не знала, что ответить своему отцу, когда он ругал меня, и своему ребенку, который спрашивал об отце, ибо никогда не смогла я рассказать, как поступил ты со мной. И злом ты платишь всем тем, кто любит тебя, Льот, и правда то, что ужасный ты человек.

Льот был бледен, как снег, когда отвечал:

— Более метко бьют твои слова, чем нож при последней нашей встрече. И с радостью расстался бы я сейчас с жизнью, чтобы утешить тебя — и все же скажу я тебе, Вигдис, что горе мое не меньше твоего, ибо не знаешь ты, что значит жить и тосковать по самому любимому человеку.

— Правда твоя, — отвечала она, — и не знаю я о любви больше того, чему научил ты меня в тот вечер в лесу, и боялась я с тех пор каждого мужчины, который приближался ко мне.