Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер Страница 3

– Если для того, чтобы стать непокорным патриотом, нужно отрезать женщинам пальцы и украшать ими одежду, то Чико – настоящий патриот, это точно, – говорю я. – И это, заметьте, самая безобидная из его выходок. Эй, человек, еще стаканчик, и нечего на меня так таращиться, слышишь?

Мой новый приятель покраснел еще пуще, у него перехватило дух. Он явно был не готов спорить на тему Чико Веласкеса и вышел из себя, на что я и рассчитывал.

– Варварского поведения вполне естественно ожидать от варвара – особенно когда его вынуждают вести себя так! – Ученый фыркнул. – В самом деле, сэр, можно ли сопоставить единичные случаи жестокости, совершенные этим… э-э… Веласкесом, происходящим, насколько можно понять по имени, из несчастного народа пуэбло, сотни лет страдавшего под игом испанцев… Так вот, можно ли сопоставить их с продуманной политикой уничтожения и угнетения, изобретенной современным христианским правительством? Вы говорите о дикости индейцев? В то же время хвастаете знакомством с генералом Кастером и наверняка слышали о Чивингтоне? Сэнд-Крик, сэр! Вундед-Ни! Уошита! Как видите, – торжествующе восклицает он, – я не хуже вас знаком с этими названиями! Перед лицом таких фактов осмелитесь ли вы оправдывать политику Вашингтона в отношении американских индейцев?

– Я ее и не оправдываю, – отвечаю я, едва сдерживаясь. – Но и не осуждаю тоже. Случилось то, что случилось, и поскольку мне довелось быть тому свидетелем, я далек от того, чтобы делать идиотские сентиментальные умозаключения, столь модные сейчас среди ученой братии, позвольте заметить…

Раздались возмущенные вопли, а мой антропологист прям запрыгал.

– Да уж, модные! Вы читали миссис Джексон ^[8], сэр? Неужто вам неизвестны те унизительные условия существования, в которые оказались поставлены эти гордые и благородные люди? Раз вам приходилось участвовать в войнах с сиу, вы не можете не знать, с каким бессердечным и мстительным рвением проводились в жизнь эти последовательные экспедиции! Против беззащитного врага! Вы осмеливаетесь защищать истребление модоков, апачей и десятка других племен? Стыдно, сэр! – Он явно закусил удила, да и я уже несколько разгорячился. – И это в то самое время, когда неисчерпаемые ресурсы этого государства можно было направить на гуманное обращение, сдерживание, просвещение! Но нет: старинные ненависть и предрассудки получили возможность править бал, и вот «презренные негодяи» уничтожены или низведены до рабского почти состояния!

Он яростно жестикулировал.

– А вы только говорите: «Так получилось». Чушь, сэр! Вот и Пилат мог сказать: «Так получилось», – сравнение ему понравилось, и он стал развивать его. – Из прокуратора Иудеи вышел бы отличный адъютант для вашего генерала Терри, смею заявить! Желаю спокойной ночи, генерал Флэшмен.

Это позволяло ему с почетом покинуть поле боя, но я не привык бросать спор, не утвердив торжество разума и справедливости.

– Нет уж, постой, болтливый выскочка! – говорю. – Хватит с меня твоих лицемерных разглагольствований. А что ты скажешь на это? – под заинтригованный шум я наклонил голову и раздвинул волосы на макушке. – Видишь это лысое пятно? Так вот оно, дорогой мой неутомимый исследователь, это след скальпировального ножа индейца из племени брюле, того самого мирного скотовода, и находится он на черепе человека, приложившего все свои силы к тому, чтобы с этими брюле и прочими дакота обращались по совести. – Ну, последнее было небольшим преувеличением, но не важно. – Вот вам ваша гуманность и просвещение…

– Боже правый! – Он отшатнулся. – Ладно, сэр, вы получили рану. Но это не доказывает вашей правоты. Зато объясняет личную вашу неприязнь…

– Она доказывает хотя бы то, что я знаю, о чем говорю! Чем вы похвастаться не можете. Что до Кастера, то тот и впрямь был идиотом, каким его считали, а Чивингтон являлся не только чокнутым маньяком, но и – что гораздо хуже – любителем. Но если вы считаете их хоть на гран более виновными, нежели ваших дорогих краснокожих, то вы еще больший дурак, чем кажетесь. Чего никак не могут уяснить подобные вам бьющие себя в грудь ослы, – я уже орал, и собравшиеся зеваки держали меня за руки, зовя на помощь лакеев, – это то, что когда перепуганные насмерть мужчины – без разницы, белые они или красные, цивилизованные или дикие – сходятся лицом к лицу, обуреваемые жаждой повелевать дебрями, которые им с какой-то стати сдались, неизбежно начинается война, и горе побежденным! Политика тут гроша не стоит, безмозглый школяр: только человеческие ярость, страх и подозрительность! А ты про свое просвещение, черт тебя…

– Хватай его за другую руку, Фред! – кричит один лакей другому. – Ну же, генерал, пожалуйста, идемте.

– … может попробуешь просветить военный отряд команчей ^[9], а? Напомни о человечности и умеренности апачам-хикарилья, которые растерзали миссис Уайт и ее младенца на Рок-Крик! А приходилось тебе видеть ранчо на Дель-Норте после того, как туда заглянут с визитом мимбреньо? Нет? Конечно нет, рыхлозадый ублюдок! Ладно, ладно, швейцар, иду я… Но дайте только сказать… – заключил я и, смею сказать, даже погрозил университетскому хлыщу пальцем, отчего тот попятился за стул и, судя по виду, готов был дать деру, – что мои взгляды сулят индейцам больше пользы, нежели ваши – как и в отношении всех других народов, впрочем, – и я не стану оправдывать их лишь для того, чтобы выпятиться самому, не сделав им ничего доброго ни на грош, как это у вас принято! Я вашу породу знаю! Нарушенные договоры, значит, бумагомарака ты этакий? Да Чико Веласкес не признал бы договора, даже если бы об него в темноте споткнулся…

К этому времени я уже был на Пэлл-Мэлл и сотрясал небеса втуне.

– Да и кто сказал, что правительство в Вашингтоне – христианское? – вопрошал я, но швейцар заявил, что решительно не знает и предложил мне сесть в кеб.

Вас, наверное, удивляет, почему я так обрушился на этого напыщенного пустозвона – обычно я помалкиваю и посмеиваюсь в кулак, слушая, как какой-нибудь всезнайка порет чушь про бедных угнетенных язычников, журя их разве за рабскую покорность. О, я собственными ушами слышал, как один такой провозгласил сипайских мятежников честными патриотами – я так обалдел, что даже ветры забыл пустить в качестве контраргумента. Знаю я этих язычников, и их угнетателей тоже знаю, и мне смешно даже слышать, как начитавшиеся книжек умники делают вид, что лучше всех понимают события, случившиеся годы назад. Человечество жестоко и глупо, и еще беспомощно, и ничего тут не поправишь. Вот взять хотя бы Бешеного Коня или Кастера – оба они давно сгинули, и слава богу. Но имея дело с такими вот антропологическими полуврунами, стоит уметь отделять зерна от плевел. В их словах есть доля истины, о да. Но это лишь одна сторона медали, и когда я слышу, что каждый белый – подлец, а каждый краснокожий – ангел, причем утверждается это с таким апломбом, и простаки глотают все и чувствуют вину перед… Ну, тут я обязательно закушу удила, особенно если хорошо набрался и почки пошаливают. Тогда меня выставляют из «Тревеллерз» за неджентльменское поведение. Плевать, я ведь даже не член клуба, кстати.