Заклятие Лусии де Реаль - Иван Головня Страница 3

Думать капитану было о чем. И прежде всего о том, что в последнее время ему изменила удача. Она отвернулась от него. Да что там отвернулась – она стала к нему спиной! И надолго. Вот уже скоро три месяца, как не попадалась никакая добыча. Совершенно никакая! Даже самая захудалая вроде корыта, перевозящего ром или мануфактуру. Просто какая-то чертовщина! Можно было подумать, что шняву и ее команду прокляли боги.

Как в таких случаях бывает, в команде начало зреть недовольство. Хейвуд то и дело замечал, как матросы, сбившись в укромном месте в тесный кружок, о чем-то шепчутся, озираясь по сторонам. Чаще других до его слуха долетали слова «капитан» и «трус». И то и другое произносилось с презрением. Завидев приближающегося Хейвуда, матросы тотчас начинали, безбожно фальшивя, петь или неестественно весело хохотать, хотя еще секунду назад их лица были хмурыми, как на похоронах повешенного на рее товарища. О недовольстве команды доносили капитану Киттинг и верный, как собака, здоровила-матрос Боулс, которого Хейвуд спас когда-то от этой самой реи.

Все это могло кончиться либо низложением, либо бунтом. Низложение еще куда ни шло – разжалуют в матросы или прогонят с корабля. Бунт – дело другое. Когда команда взвинчена и неуправляема, когда страсти накалены до предела, от нее можно ожидать чего угодно. Достаточно брошенных кем-нибудь слов: «Долой капитана!» – и тогда… В лучшем случае его высадят на необитаемый остров или оставят одного в шлюпке посреди открытого океана. В худшем влепят пулю в лоб или выбросят за борт на корм акулам.

Хейвуд к робкому десятку не принадлежал. В поединке один на один он готов был принять вызов любого члена своего экипажа. И даже двух-трех одновременно. Но бунт! Бунта Хейвуд боялся. Он сам был когда-то участником, точнее будет сказать, вдохновителем и организатором бунта и потому хорошо знал, что это такое. Бунт на судне можно сравнить со свирепым ураганом, сметающим на своем пути все и вся.

Прошло не так уж много времени, каких-нибудь полтора года, с того памятного дня, как подняла бунт подстрекаемая Хейвудом команда торговой шнявы «Своллоу» [2]. Это уже потом, после бунта, судно получило более приличествующее ее новому предназначению название «Блэк стар»… Хейвуд тогда вовсе не желал смерти ни капитану «Своллоу» Джону Рибли, ни его помощнику Питу Хоббарту. Людьми они были в общем-то неплохими и к Хейвуду, которой служил на «Своллоу» квартирмейстером, не имели никаких претензий. Смерть этих людей не входила в планы Хейвуда. Он хотел всего лишь завладеть судном, стать его капитаном и заняться более прибыльным пиратским промыслом. Ему надоело перевозить красное дерево, ткани, муку и получать за это гроши. Рибли и Хоббарта он намеревался высадить на каком-нибудь из многочисленных Антильских островов. И только. Однако, когда начался бунт, оказалось, что совладать с разбушевавшейся командой нет никакой возможности. Попробуй тогда Хейвуд вступиться за капитана и его помощника, могло так статься, что следом за ними за борт полетел бы и он. А ведь тогда команда в большинстве своем состояла из добропорядочных христиан… Теперь же, когда от прежней команды не осталось и половины, а пополнение состояло сплошь из темных личностей, предпочитавших помалкивать о своем прошлом, страшно было подумать, чем мог кончиться бунт.

Чтобы успокоить команду, предотвратить бунт и поднять пошатнувшийся авторитет капитана, необходима была богатая добыча. Но добыча-то как раз и не шла в руки…

Вся надежда была на Серебряный флот испанцев. Судя по всему, он должен был со дня на день выйти из Гаваны. Вот почему уже шестые сутки «Черная звезда» пряталась между островов Норт-Кат-Ки, что на западе Багамского архипелага, у самого Флоридского пролива.

Вот такие невеселые мысли одолевали, не давая уснуть, капитана Говарда Хейвуда в его тесной каюте на борту пиратской шнявы «Блэк стар» ранним утром 29 июня 1685 года…

Спустя два часа, когда каюта капитана стала наполняться серым утренним светом, по трапу, ведущему вниз, а затем и в коридоре послышались торопливые тяжелые шаги. В дверь каюты требовательно постучали.

В этот раз стук не испугал капитана: вряд ли заговорщики стали бы поднимать такой шум, однако пистолет на всякий случай он взял и заткнул за пояс.

– Кого там еще принесло? – не особо церемонясь, грубо спросил Хейвуд.

– Это я, сэр, Дагл, – послышался за дверью вкрадчивый голос второго помощника Питера Дагла, несшего утреннюю вахту. – Мортон и Фиппс подают какие-то сигналы. Похоже, они что-то заметили.

– Хорошо, Дагл! – враз повеселевшим голосом крикнул через дверь Хейвуд. – Велите спустить шлюпку. Через две минуты я буду готов. Я сам поплыву на остров. С собой беру Боулса. Разбудите его.

Наскоро одевшись, Хейвуд прицепил к поясу саблю и сунул за пояс еще один пистолет. Он резонно полагал, что оружие никогда не бывает лишним. Тем более если тебе предстоит встреча с таким прохвостом, как судовой плотник Билл Фиппс. Этот проходимец с лицом простачка, которого трудно было понять, когда он говорит всерьез, а когда валяет дурака, без всякого сомнения, был самым опасным типом на «Блэк старе». Он был способен на любую, самую дикую выходку. Наконец, это был именно тот человек, который в случае бунта мог бросить роковой для Хейвуда клич: «Смерть капитану!» И, что самое опасное, большая часть команды открыто симпатизировала Фиппсу. Он имел над ними какую-то необъяснимую власть.

Выйдя из каюты, капитан аккуратно запер дверь на замок и поднялся наверх. За ночь ветер переменился с юго-западного на юго-восточный. Он дохнул в лицо Хейвуда свежестью и запахом моря. Капитан несколько раз глубоко вдохнул воздух, показавшийся после душной каюты целебным, и осмотрелся. Над судном, будто жалуясь на свою неприкаянную судьбу, жалобно вскрикивала одинокая чайка.

Шлюпка уже покачивалась на мелкой зыби у борта шнявы. В ней сидел, нахохлившись, не успевший еще толком проснуться Боулс – немногословный геркулес в тесном камзоле с чужого плеча. На банке рядом с ним лежал мушкет.

Хейвуд проворно спустился по веревочному трапу в шлюпку, и Боулс, оттолкнув шлюпку от борта судна, взмахнул веслами.

Когда шлюпка была футах в десяти от берега, капитан сказал:

– Боулс, будь там повнимательнее… Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, сэр, – кивнул большой головой матрос. – На меня можете положиться.

Шлюпка мягко ткнулась в песчаный берег, и Хейвуд с Боулсом, вытянув ее наполовину из воды, поспешили к находившейся ярдах в пятидесяти возвышенности.

– Капитан, скорее сюда! – завидев карабкающихся наверх Хейвуда и Боулса, замахал рукой Мортон. Силуэт его сутулой высокой фигуры с большой треуголкой на голове резко выделялся на фоне светлеющего утреннего неба.

Тощий как жердь Фиппс стоял рядом, прижав к глазу подзорную трубу в медной оправе, и всматривался вдаль.

– Ну, что там вам еще померещилось? – нарочито грубо спросил Хейвуд. Здесь, когда он с Фиппсом были, в сущности, один на один, он был бы даже рад, если б его недруг обиделся и затеял ссору. В равном поединке Хейвуду ничего не стоило разделаться с этим Фиппсом. А если бы понадобилось, то заодно и с его дружком Мортоном. Тем более имея в резерве Боулса.